В то, что кто-то обдурил самого Майора, да еще и подвесил его за ногу на дерево, верилось с трудом. То есть не верилось совсем. Шурка хмыкнул:
– Это вы-то?
– Я.
Официантка снова подошла. Не глядя поставила между ними пепельницу: отцы-одиночки ее не интересовали даже в звании гвардии майора и с литерными карточками. Майор пояснил:
– Говорю же, я хотел знать.
Шурка глядел в его единственный глаз. «Может, и не врет. На этот раз». Решился:
– Хорошо. В обмен на Таню.
Майор перегнулся через весь стол, так что звякнули медали на груди. Наклонился Шурке к самому уху. От него пахло табаком, гуталином, потом, портупеей.
– Я – не смерть, – прошептал он, откинулся назад. – Сколько раз вам всем повторять!
«Значит, Таня… не живая», – обмер Шурка.
– Там, где ты думаешь, ее нет, – быстро возразил Майор.
Шурка поглядел в левый глаз. В лицо. Отвернулся.
– Ладно. Допустим. Вы не смерть. Где она тогда?
– Смерть?
– Таня.
Майор приподнял погоны.
– Сказать не могу. Могу отвести к тому, у кого узнаешь сам… По лицу вижу, что согласен.
Выудил папиросу, зажигалку, щелкнул колесиком, наклонил лицо. Выдохнул дым:
– Тогда встречаемся классически. У Зимней канавки. И сразу в путь.
– Сейчас!
– Скоро только кошки родятся, – бросил майор, но тут же приосанился, вскинул ладонь к виску – отдал честь, кого-то поприветствовал, и тихо – Шурке. – В пятницу. В полночь. …Смотри не опоздай.
«Не сходится», – нахмурился Шурка.
– Что? – бросил Майор.
– То есть вы – не знаете?
Майор глядел сквозь дым.
– Чего?
– Где Таня.
Майор сунул папиросу в рот, втянул щеки. Загорелся оранжевый кончик. Майор кивнул, щурясь от горячего дыма.
– Разумеется, нет. Она туда еще не пришла.
– Вы же вроде знаете всё.
– Не вроде, а знаю. Вопрос в другом. Как можно сказать наверняка, где кто-то, если этот кто-то движется? Я пока еще говорю «знаю», а она уже переместилась. Она уже совсем в другом месте.
«Значит… жива» – затрепетал Шурка.
– Где же?
– Вы как-то странно себе представляете, что такое время. Или судьба, – ворчал Майор.
– Да-да, слыхал, мы дети вообще глупые, нас легко пугать, легко дурить. Только думаю, на этот раз дурить…
– «Вы» – это люди, – перебил тот.
Шурка поглядел ему в глаз… Или не врет?
– Если вы всё про всех знаете… Скажите. Не в пятницу. Сейчас! Не можете наверняка – пусть. Скажите приблизительно! Где Таня?
От папиросы поднимался нитью дым:
– …Концы с концами, конечно, не сходятся. Но вы тут же вводите понятие парки, или норны, или мойры, или другой какой-нибудь тетки с иголкой и ниткой. И думаете, что теперь все ясно…
– Просто скажите! – взмолился Шурка.
Папироса прыгнула в угол рта.
– Хочешь знать?
– Хочу знать.
Майор усмехнулся. Покачал головой. Выпрямился. Пыхнул. Выпустил дым. Шурка тщетно пытался прочесть его лицо за сизой завесой: лжет? Насмехается? Сожалеет? Ждет? Торжествует? Что?
– Заплати – тогда узнаешь.
«Где-то я это уже слышал. Ага, дядя Яша. Тоже всё про деньги».
Дымок улетел.
Шурка встал:
– Понял.
– В самом деле?
– Ничего вы не знаете.
Дымовая завеса слов. За которой ничего нет. Шурка схватился за спинку стула… Или есть?
Майор услышал смятение в его мыслях. Ухмыльнулся: