От такого Женя отказаться не могла. Она могла не только узнать нужную ей информацию, но и в буквальном смысле слова прикоснуться к истории.

– Конечно, пойдёмте.

Она уже вскочила было и собралась к выходу, но Фёдор Иванович ее остановил.

– Да погоди ж ты, егоза. Сначала послушай, что я тебе про музей расскажу, а потом в деревню пойдём.

– Ой, я и забыла.

– Вот-вот, все торопишься куда-то, – засмеялся Фёдор Иванович.

А рассказал Фёдор Иванович следующее:

– В 1918 году, значит, когда первая волна убийств и мародерства улеглась, новое правительство усадьбу закрыла, разграбление прекратила, хотя к тому времени очень много ценностей отсюда уволокли.

– А кто грабил-то, Фёдор Иванович?

– Да кто тогда грабил, Женя? Господ свергли, имение, значит, стало ничейное, вот и воровали все кому не лень. Свои же и грабили: прислуга, дворовые, деревенские. Все, кто раньше, на усадьбу работал, теперь хотели урвать кусок себе. Да если у нас в Семеновке по старым сундукам порыться, да в темные углы заглянуть, то, небось, в каждой избе найдётся что-нибудь вот отсюда, из господских хором. Да и в деревне, что через парк лежит, в Отраде, тоже сокровищ немало. Так вот, в 18-м году эту лавочку, как говорят, прикрыли. Усадьбу закрыли и сделали здесь музей, чтоб демонстрировать рабочему классу – новым хозяевам жизни, так сказать, – всю суть прогнившего империализма. Открыли для посещения несколько залов, куда снесли все ценное барахло. А смотрительницей за всем этим поставили некую Анну Дмитриевну Стромову. Она при последних графах была то ли горничной, то ли экономкой. Отец моего дружка, того самого Терентия, эту Анну Дмитриевну хорошо помнил. Они, почитай, ровесники были. Говорил, огонь была баба. Молодая, статная, в самом соку.

Фёдор Иванович вдруг прервал себя на полуслове и начал собираться:

– Нет, Женя, пошли всё-таки сразу к Терентию. Он лучше меня все это расскажет. Я-то только изредка эти истории слышал, а вот Терентий от отца своего, почитай, постоянно этим байкам внимал. Так что давай захватим пирожков твоих, угостим ещё одного старика, – засмеялся Фёдор Иванович.

– А он точно дома?

– Да дома-дома, где ему еще-то быть. Он меня лет на десять старше, совсем уж старый. Он дальше своего двора редко ходит.

Закрыв музей во внеурочное время, Женя и Фёдор Иванович вышли на улицу.

– Холод-то какой. Мы пешком пойдём? До Семеновки, наверное, минут тридцать идти.

– Обижаешь, Женя. Я тебя сейчас прокачу с ветерком.

– Так вы на машине?

– Конечно, дочка. Стар я, чтоб по зиме такой путь на своих двоих проделывать. А вот летом бегаю, хоть бы что, – засмеялся Фёдор Иванович.

Пока он прогревал старую «девятку», Жене позвонил Тамерлан, узнать, как она. Они не виделись с Рождества, следователь был занят в управлении с раннего утра и до позднего вечера, да ещё вчера бывшая жена Ирина снова просила его приехать. Опять что-то Марат натворил. Женя договорилась, чтобы Тамерлан приехал к ней завтра вечером, как покончит с работой. У неё наверняка будет что ему рассказать по поводу автора найденного ею дневника.

Тем временем, пока Женя разговаривала по телефону, они уже практически подъехали к деревне.