– Спасибо, что так удачно меня поймали, Иван Александрович. Вы же меня знаете, стоит о чём-то задуматься, и я не замечаю ничего вокруг.

Он понимающе улыбнулся:

– Так вы торопитесь?

– Не то чтобы очень, но у меня есть одно неотложное дело.

Женя боялась, что он начнёт расспрашивать, придется что-нибудь врать, а врать она не любила, да и не умела. Однако ее страхи оказались излишними.

– Ну тогда бегите по своим делам. Вернее, не бегите, а ступайте осторожно, а то не дай бог упадёте и что-нибудь себе сломаете. А я пойду на экзамен, уже опаздываю.

– Да-да, конечно.

Она уже собиралась было распрощаться, но Иван Александрович вдруг спросил.

– Евгения Георгиевна, а что вы завтра делаете?

– Я?

– Завтра у меня день рождения. Я пригласил кое-кого из коллег посидеть в кафе, отметить.

– Ох, точно.

Женя вспомнила: перед самым Новым годом на кафедре упоминали, что у Быкова скоро пятидесятилетний юбилей. Они даже скидывались ему на хороший подарок.

– Так вы придёте? Мне было бы очень приятно вас видеть.

– Да, конечно. Завтра в 7?

– Да-да, я вам пришлю смс с адресом ресторана. Это не так далеко отсюда.

– Отлично.

– Евгения Георгиевна, если хотите, приводите и своего молодого человека. Многие будут с мужьями и женами.

– Молодого человека? – ошарашенно уставилась на него Женя.

– Ну вы же вроде встречаетесь с нашим следователем, – улыбнулся во весь рот Иван Александрович.

Вот оно что! Оказывается, весь факультет уже знает. Хотя что удивительного, если каждый четверг Тамерлан забирает ее с работы. Что ж, может, оно и лучше.

– Хорошо, спасибо, Иван Александрович. Мы обязательно придём.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

Женя проводила Ивана Александровича взглядом, пока он не скрылся в дверях университета. Интересно, что бы сказал Нургалиев, услышь он, как кто-то назвал его молодым человеком. Вот уж точно неподходящий для него эпитет! Женя улыбнулась собственным мыслям, вспомнив рождественскую ночь. Черт! Ударила она себя по лбу. Вот так всегда! Стоит кому-нибудь отвлечь ее, и она тут же забывает о самых важных вещах. Женя побежала к дверям флигеля, где располагался музей, то и дело скользя по снежному насту.

В музее было, как всегда, тихо. Гулкое эхо ее шагов раздавалось по мраморным плитам пола.

– Фёдор Иванович, вы где? – слегка повысив голос, спросила Женя.

Тут же где-то в глубине помещения скрипнула старая дверь и показался сам смотритель музея. Фёдор Иванович был человеком старым. Женя не знала, сколько точно ему лет, но никак не меньше семидесяти. Тем не менее он – невысокий, плотный, розовощекий, с седой шевелюрой и густыми пушкинскими бакенбардами – дышал здоровьем и жизнелюбием.

– А, Женя! Это ты! – заулыбался Фёдор Иванович, завидев девушку. – Что, опять поработать в тишине пришла?

– Нет, Фёдор Иванович. Я по вашу душу.

– Это как так?

– Во-первых, с прошедшим вас Новым годом, – Женя протянула пакет, который держала в руках. – Вот, это вам.

– Что опять удумала, а?

– Ваши любимые, с яблоком и ещё с капустой.

– Ох, Женя, избаловала ты меня.

Женя хорошо готовила, а Фёдор Иванович уже давно жил один, похоронив жену лет тридцать назад. Дети его жили в Петербурге, лишь изредка навещая отца, а потому Женя ещё со студенческих лет подкармливала старика. Часто готовила что-нибудь вкусненькое и приносила ему в музей. Особенно Фёдор Иванович жаловал ее пирожки. Вот и сейчас Женя напекла ему целую гору.