Все, что они прочитали в дневнике, значит, было правдой.

– А кто ее убил, узнали?

– Нет, не узнали. Да и не до этого тогда было. Тут, дочка, революция, власть свергли, народ с ума посходил. Тут в те первые дни и месяцы такое творили, что не приведи господь! Какое тут расследование. Подумаешь, барышню убили. Да в том котле столько барынь сгорело, что и не счесть. В общем, никому дела не было до убитой барышни. Граф тогда совсем ума лишился от горя. Пару дней послонялся по поместью, пил страшно, но потом Марью похоронили, и он уехал к жене, она тогда в Париже осталась, в Отрадное не возвращалась.

– И что, никого не подозревали в убийстве? И слухов никаких не ходило? Что вам батюшка ваш говорил?

– Слухи разные ходили. И что сам граф ее удавил, и что кто-то из деревенских снасильничал, а потом убил, и что Анна Стромова к этому руку приложила.

– А почему на Анну думали?

– Да ругалась она с молодой барыней часто. Все, кто тогда в имении служил, частенько слышали, как Марья Анну костерила, а та каждый раз плевала ей вслед.

Дед Терентий задумался, Женя поежилась, представив события столетней давности.

– А что же, Марья здесь похоронена?

– Конечно. Мой отец и хоронил, могилку ей копал. Знаешь старую Вознесенскую церковь, Женя?

Женя не знала.

– Женя, эта та церковь, что видно из окон университета, выходящих на луг, – сказал Фёдор Иванович. – Туда ещё все наши студенты перед экзаменами свечки бегают ставить.

– А, – поняла Женя. – С желтыми стенами?

– Она самая. Это была родовая церковь Орловых. Там и склеп есть, где многие из них упокоены.

– Значит, и Марья там?

– Марью там и хоронили. Только не в семейном склепе, а неподалёку. Уж почему, не знаю.

– А далеко это от вас? Можно пойти посмотреть?

– А пойдёмте, тут минут пять. Церковь как раз на этой стороне деревни.

Собрались быстро, и дед Терентий, хоть слегка согнувшись и прихрамывая, быстро засеменил вдоль улицы. В самом ее конце сквозь голые ветви деревьев виднелись желтые стены небольшой церквушки, нужно было только перейти мост, что был перекинут через замёрзшую сейчас речушку. Судя по звукам, в церкви шла служба. Они не стали заходить на церковный двор. Дед Терентий повёл их в обход к открытым воротам кладбища. Оно хоть и было небольшим – здесь хоронили только деревенских, – но уже подступало вплотную к самой ограде. Снегу было много, но дорожки чищеные, так что идти было легко.

– Вот здесь я всю жизнь и служу, – крякнул дед Терентий закашлявшись. – А до меня – отец мой.

– Порядок у вас здесь, – улыбнулась Женя.

– Да, у меня есть помощник Андрюшка, он местный дурачок, святая душа. Любит он снег чистить. Его просишь у входа чуть разгрести, а он вон все тропки между могилками расчистил.

Они прошли в самый дальний угол кладбища, где возвышался каменный склеп семьи Орловых. Постоявши несколько секунд на месте, задумавшись, дед Терентий двинулся вправо и вскоре среди старинных запорошенных снегом надгробий нашёл одно. Варежкой он смел снег с мраморного памятника, на котором была выбита скупая надпись: «Барышня Мария Александровна Орлова. 1898—1917». Женя наклонилась, прикоснулась голой рукой к ледяному камню. Ее переполняли эмоции, ужас от осознания всей дикости, всей жестокости произошедшего сто лет назад события. Девушка почувствовала, как глаза наполнились слезами.