Если они говорили нам что-нибудь непонятное по-полинезийски, мы отвечали по-норвежски, и обе стороны были ужасно довольны. Первое слово, которое мы усвоили, было «нравится», а поскольку при этом можно было показать, какой именно предмет нравится, и быть уверенным, что получишь его, то всё было чрезвычайно просто. Для того что-бы сказать «не нравится», достаточно было, произнеся «нравится», презрительно наморщить нос, — так мы и объяснялись.
После того как мы познакомились со всеми ста двадцатью семью жителями деревни, для двух вождей и для нашей шестерки был накрыт большой стол, и туземные девушки вынесли всевозможные лакомые блюда. Пока одни накрывали на стол, другие принесли венки из цветов, — большие венки надели нам на шею, меньшие — на головы. Цветы издавали чарующий аромат и приятно освежали в жару. А затем началось празднование нашей встречи, которое кончилось только, когда мы покинули остров, у наших ребят, истосковавшихся по настоящей пище, даже слюнки потекли при виде изобилия жареных поросят, цыплят, свежих омаров, полинезийских рыбных блюд, плодов хлебного дерева, папайи[56]и кокосового молока. И пока мы уплетали угощение, туземцы пели свои песни, а девушки танцевали вокруг стола.
Ребята были безмерно счастливы, — один смешнее другого, бородатые, увенчанные цветами, они набросились на изысканные блюда. Оба вождя явно были не менее довольны, чем мы.
После пира начались массовые пляски. Туземцы решили показать нам все свои национальное танцы. Нам предложили вместе с вождями почетные места на табуретках. Затем появились два гитариста; они присели на корточки и заиграли национальные мелодии. Зрители уселись в круг и запели песню, и вот показались в два ряда танцоры — мужчины и женщины в шуршащих юбочках из пальмового луба. Запевалой была веселая и подвижная толстая туземка с одной рукой, — вторую она потеряла в поединке с акулой. Поначалу танцоры чувствовали себя несколько связанно, но, убедившись, что приплывшие на паэ-паэ белые гости с интересом смотрят древние полинезийские пляски, стали оживать. В ряды танцоров стало несколько человек постарше, которые, очевидно, помнили танцы, уже ставшие редкостью. В свете заходящего солнца под пальмами разгоралась всё более темпераментная пляска, сопровождавшаяся возбужденными возгласами зрителей. Казалось, они забыли о присутствии шести чужеземцев, — мы стали для них своими и веселились вместе со всеми. Программа оказалась весьма обширной, один захватывающий танец сменялся другим. Наконец прямо у наших ног тесным кольцом уселась на корточки группа молодых мужчин; по знаку Тупухоэ они начали ритмично отбивать такт ладонями по земле. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее, ритм становился всё оживленнее, и вдруг к ним подключился барабанщик, — он колотил двумя палками по сухой выдолбленной колоде, издававшей звонкий отрывистый звук. Когда ритм наконец достиг желаемого темпа, вступил хор, и в круг прыгнула девушка с венком на шее и цветком за ухом. Она отбивала такт согнутыми в коленях босыми ногами и извивалась всем телом до самых кончиков пальцев вздетых над головой рук. Это был классический полинезийский танец, и притом в блестящем исполнении. Скоро уже все присутствующие отбивали такт кулаками.