Еще одна девушка вошла в круг, за ней третья. С поразительной грацией и ритмичностью они как тени скользили друг за другом. Глухие удары о землю, песня и деревянный барабан всё более ускоряли теми, и танец становился всё стремительнее и стремительнее. Зрители старались не отставать в аккомпанементе.
Казалось, перед нашими глазами ожила древняя Полинезия. Мерцающие звёзды и раскачивающиеся пальмы... Теплая ночь, насыщенная запахом цветов и звоном цикад... Тупухоэ, сияя как солнце, ударил меня по плечу.
— Маитаи? — спросил он.
— Э, маитаи, — ответил я.
— Маитаи? — повторил он, обращаясь к остальным.
— Маитаи! — воскликнули все дружно; никто не морщил нос.
— Маитаи, — кивнул в заключение сам Тупухоэ и показал на себя; он чувствовал себя преотлично.
Тека тоже был весьма доволен праздником; он сообщил нам, что впервые белые смотрят их пляски здесь на Рароиа. Всё быстрее и быстрее мелькали барабанные палочки и хлопающие ладоши, песня и танец всё ускоряли темп. Вот одна из танцовщиц остановилась в своем движении по кругу перед Германом и протянула в его сторону извивающиеся руки. Герман неуверенно осклабился в бороду, не зная, что это значит.
— Принимай вызов, — прошептал я, — ведь ты хороший танцор.
И, к неописуемому восторгу толпы, Герман выскочил в круг, присел и стал выполнять замысловатые коленца хюла. За ним последовали Бенгт и Торстейн. Не жалея пота, они старались не отставать от сумасшедшего темпа. Барабанная дробь слилась в один сплошной гул, танцовщицы затряслись во всё усиливающейся дрожи; потом опустились на землю, и барабан мгновенно смолк.
Мы окончательно завоевали сердца туземцев, их восторгу не было предела.
Следующим номером программы был птичий танец — один из самых древних на Рароиа. Мужчины и женщины двигались ритмично в два ряда, представляя две стаи птиц, следующие за ведущим. Ведущий изображал собой птичьего вожака, но он ограничивался различными замысловатыми движениями, не участвуя непосредственно в самом танце. По окончании этого номера Тупухоэ объявил, что он был исполнен в честь плота и будет сейчас повторен, но в роли ведущего должен теперь выступить я. Поскольку я успел усвоить, что задача ведущего сводится к тому, чтобы издавать дикие вопли и скакать кругом на корточках, вращая бедрами и крутя руками над головой, я надвинул на лоб венок и смело вступил в круг. Глядя на мои па, старый Тупухоэ хохотал так, что чуть не свалился с табурета; музыканты и певцы следовали его примеру, и аккомпанемент получался не ахти какой.
Теперь уже все хотели танцевать — и старые и молодые, — и вот опять занял свое место барабанщик со своим ансамблем; зазвучали призывные звуки хюла-хюла. Первыми в круг вошли девушки, кружась во всё более и более стремительном темпе, затем стали приглашать одного за другим членов нашего экипажа. Всё большее количество присутствующих включалось в пляску, топая ногами и извиваясь всем телом.
Один Эрик не поддался всеобщему увлечению. Сырость и сквозняк на плоту оживили его старый ревматизм, и теперь он сидел словно старый шкипер, дымя своей трубкой и не поддаваясь ни на какие маневры девушек, пытавшихся выманить его в круг. В огромных овчинных штанах, которые выручали его в холодные ночи в течении Гумбольдта, голый по пояс и с широченной бородой, он казался вылитой копией Робинзона Крузо. Тщетно самые прекрасные юные танцовщицы старались вывести его из неподвижного состояния. Он только усиленно дымил трубкой, сохраняя серьезную мину под цветочным венком.