Весь следующий день мы просидели на острове Кон-Тики вчетвером. Восточный ветер разгулялся настолько, что туземцы не могли перебраться через лагуну, где их на каждом шагу подстерегали острые зубцы кораллов и отмели. Прилив был в разгаре, и в заливе ходили высокие волны.
Еще день спустя ветер стих. Мы исследовали днище «Кон-Тики» и установили, что брёвна целы, хотя риф и снял с них стружку толщиной в дюйм-два. Канаты, так глубоко въелись в дерево, что только в четырех местах оказались перерезанными острыми кораллами. Мы принялись наводить порядок на борту: поправили хижину, починили мачту, — и наше гордое судно обрело более достойный вид.
Несколько позже показались знакомые паруса, — туземцы прибыли забрать нас и остаток груза. Герман и Бенгт рассказали, что в деревне идут большие приготовления к предстоящему торжеству и что мы, приплыв туда, должны оставаться в пирогах, пока сам вождь не подаст нам особый знак.
Подгоняемые свежим бризом, мы быстро одолели десятикилометровое расстояние до обитаемой земли. Не без печали смотрели мы на прощальные поклоны пальмовых крон на острове Кон-Тики, который быстро затерялся вдали среди бесчисленных коралловых атоллов вдоль восточной части рифа. А впереди показывались всё новые большие острова. Вдоль побережья одного из них протянулся мол, а между пальмами раскинулся целый поселок.
Однако мы не видели ни одной живой души. Поселок, казалось, совершенно вымер. Что-то они затеяли? На самом берегу, за молом из коралловых глыб, показались две одинокие длинные фигуры,—одна худая, другая толстая, как бочка. Лодки доставили нас прямо к ним; мы поздоровались. Это был вождь Тека и его заместитель Тупухоэ, чья дружелюбная улыбка моментально покорила наши сердца. Тека являл собой пример мудрого государственного деятеля и дипломата, Тупухоэ же был настоящее дитя природы, полный жизненной силы, на редкость энергичный и веселый. Его мощная фигура и величественная осанка полностью соответствовали нашим представлениям о настоящем полинезийском вожде. Собственно, он и был вождем острова, а Тека мало-помалу выдвинулся на первое место благодаря тому, что говорил по-французски и умел считать и писать,— это гарантировало деревню от обсчетов, когда с Таити приходила шхуна за копрой.
Тека объяснил, что мы должны отправиться строем к деревенскому дому собраний. Выстроившись должным образом на берегу, мы торжественным маршем зашагали в деревню, — впереди Герман с привязанным к гарпунному древку флагом, за ним я в сопровождении обоих вождей.
Торговля с Таити наложила свой отпечаток на весь вид деревни: шхуна доставляла на остров доски и гофрированную жесть. Таким образом, наряду с хижинами, выстроенными в старом живописном стиле из корявых ветвей и пальмовых листьев, мы увидели нечто вроде маленьких тропических бунгало.[54]Между пальмами в стороне стояла большая дощатая постройка — дом собраний, где предстояло поселиться нашей шестерке. С флагом в руках мы вошли через маленькую заднюю дверь и вышли наружу на широкую лестницу перед фасадом. Здесь на площадке перед домом собралось всё население деревни — мужчины и женщины, дети и старики. На всех лицах была написана глубокая серьезность, даже наши веселые приятели с острова Кон-Тики не подавали виду, что узнают нас.