— Ты рот не разевай, а ученье познавай! Опять леность свою лелеешь, опять не готов, невежда? — заблеял диакон. Невер строго-настрого наказал ему ни в чем не давать княжичу спуску, и учитель муштровал наследника жестче, чем простого мальчишку-послушника.

Яромир нехотя вернулся к невыученному заданию, то и дело украдкой поглядывая на Феофана в ожидании момента, когда тот даст слабину. Диакон был еще молод, но тщедушен, как птенец. Когда усталость брала верх над его худосочным телом, он начинал клевать носом, словно древний старец. И сейчас как раз наступал такой момент. Полдня — заутреня и всякие хлопоты — остались позади, солнце наполняло светлицу теплом и уютом, а птицы ласково щебетали за окном свои колыбельные.

Действительно, долго ждать Яромиру не пришлось. Развалившись на резной лавке, убранной бархатным налавочником, Феофан растекся по стене и сладко засопел. Княжич встал, тихо скользнул по пестрым восточным коврам, что устилали пол светлицы. Могучая дубовая дверь отворилась с предательским скрипом, но диакон лишь причмокнул и тряхнул козлиной бородкой. Сафьяновые сапожки мальчика бодро забарабанили по лестнице.

«Слава Богу! Батюшки нет во дворце, кажись! Пронесло», — подумал он, выйдя на крыльцо. Лучи солнца сквозили между резными Сиринами, Алконостами, единорогами и русалками под перилами крыльца, и казалось, что сказочные существа то резко снимаются с места, то вновь застывают как вкопанные. Кроны деревьев и кустов только начали переодеваться в золото и охру, но летний дух сена и медвяного цветения уже сменился прелыми осенними нотками. Вдалеке Яромир услышал заунывные бабьи причитания и устремился сквозь сад на голоса.

Причитания становились все громче. Наконец княжич увидел стайку сенных девиц, рассевшихся на длинной дерновой скамье вдоль высокой зубчатой ограды сада. А среди этих шумных голубок томилась настоящая жар-птица, которой вскоре предстояло перепорхнуть из одной драгоценной клетки в другую.

— Братец! Неужто отец смилостивился уже над тобой? Он же вроде как велел тебе из дворца не выходить и лишь книжным ученьем заниматься? — спросила Алена, прервав стенания девиц.

— Ладно, Бог с тобой, я не скажу, и девицы — могилы, правда?

— Да, что ты, чтобы мы, да княжича заложить? Да не в жизни!

— Ладно, попричитали и будет, — сказала княжна. — Теперь, девоньки, ступайте по своим делам. Хочу с братцем по душам потолковать, покуда батюшка не воротился.

Лебединой поступью подойдя к брату, княжна взяла его под руку.

Алена была всего на год старше Яромира. Хотя под всеми румянами и белилами по-прежнему скрывалась круглощекая девчонка, стать матушки уже отчетливо читалась в ее облике. Лазурь игривых глаз спорила с блеском синего яхонта в серебряной диадеме у нее на голове, а тугая русая коса едва не заметала за ней след. Ее бледно-голубое, отороченное жемчугом муаровое платье прямого покроя словно было соткано из лепестков незабудок и ландышей.

— Слыхала я, что обидел тебя давеча женишок мой, — начала она подначивать брата.