— Мы видели многое другое. Мы встретили ангела, — быстро добавил Пантелеймон.

— И видели мир маленьких людей, галливеспианцев. Там ещё живут большие люди, которые хотят их убить.

Они рассказывали ведьме о том, что видели, пытаясь отвлечь её от главного разговора. Она понимала это, но не мешала им говорить, ведь каждый из них так любил голос другого.

Но в конце концов рассказ их закончился и они замолчали. Некоторое время тишину нарушал только нежный немолчный шёпот листвы. Потом Серафина Пеккала сказала:

— Вы не возвращались к Уиллу и Лире, чтобы их наказать. Я знаю почему — мой Каиса после пустошей сделал то же самое. Но потом он пришёл ко мне, потому что мы всё же любили друг друга. И вы скоро будете нужны им, чтобы сделать то, что им предстоит сделать дальше. Вы должны сказать им то, что знаете.

Пантелеймон закричал… этот мир никогда ещё не слышал гулкого, леденящего кровь совиного крика. Во всех гнёздах и норах в округе и везде, где охотились, паслись или поедали падаль мелкие ночные животные, навсегда поселился новый страх.

Серафину, смотревшую на Пантелеймона, переполняло сострадание. Взглянув же на дэмона Уилла, Киръяву-соловья, она вспомнила ведьму Руту Скади. Та, впервые увидев Уилла, спросила Серафину, смотрела ли она ему в глаза. А Серафина ответила, что не осмелилась. Маленькая бурая птичка излучала безжалостную ярость, ощутимую, как жар, и это пугало Серафину.

Наконец, дикие крики Пантелеймона затихли, и Киръява произнесла:

— И мы должны им сказать.

— Да, — мягко ответила ведьма.

Взгляд бурой птички постепенно остыл, и Серафина снова смогла посмотреть на неё.

Теперь вместо ярости она увидела в глазах Киръявы безнадёжную тоску.

— Скоро сюда приплывёт корабль, — сказала Серафина. — Я прилетела с него, чтобы разыскать вас. Я приплыла из своего мира с гиптянами. Через день-два они будут здесь.

Две птицы сели рядом и мгновенно превратились в двух голубей.

Серафина продолжала:

— Возможно, вы летаете в последний раз. Я немного вижу будущее; вижу, что оба вы сможете подниматься так же высоко, если рядом будут высокие деревья; но, думаю, птицами вы не останетесь. Насладитесь этим чувством как можно полнее и хорошенько его запомните. Знаю, вам, и Лире, и Уиллу предстоит много думать, и вам будет больно, и знаю, что вы сделаете лучший выбор. Но выбирать вам, и только вам.

Птицы молчали. Она взяла ветку сосны и поднялась над высокими деревьями, кружась в вышине, ощущая кожей прохладный бриз и лёгкое покалывание звёзд, чувствуя, как сквозь неё благодатным потоком струится пыль, которой она никогда не видела.

Она ещё раз спустилась в деревню и тихо вошла в дом женщины. О Мэри ведьма знала только то, что она пришла из того же мира, что и Уилл, и сыграла решающую роль во всём случившемся. Серафина не знала, окажется она злобной или дружелюбной, но разбудить её надо было не напугав. Для этого у ведьмы имелось заклинание.

Она села на пол у женщины в головах, полузакрыла глаза и стала дышать с ней в такт. Своим полузрением она различила бледные очертания снов Мэри и стала настраивать на них свой разум, как струну. Ещё усилие — и она вошла в них сама.