— Смотри! Смотри! — говорила Атал, тыча хоботом в карман Мэри. Та вынула подзорную трубу и, послушавшись подруги, направила её в небо.

— Скажи мне, что оно делает! — сказала Атал. — Я чувствую, что оно изменилось, но не вижу.

Жуткий поток пыли в небе перестал течь. Он вовсе не остановился; осмотрев всё небо через янтарную линзу, Мэри увидела там струю, здесь вихрь, подальше воронку — пыль была в непрерывном движении, но уже не утекала. Скорее уж падала, как снежинки.

Она подумала о колёсных деревьях: открытые кверху цветы, наверное, пили этот золотой дождь. Мэри почти чувствовала, как радуются ему их бедные пересохшие горлышки, так идеально подходящие для него и так долго мучившиеся жаждой.

— Детёныши, — сказала Атал.

Мэри обернулась с подзорной трубой в руке и увидела, что возвращаются Уилл и Лира. Они были ещё далеко; они не торопились. Они шли рядом, держась за руки, склонив головы друг к другу, забыв обо всём остальном на свете — она видела это даже издалека.

Она поднесла было к глазам подзорную трубу, но тут же убрала её в карман. В ней не было нужды, Мэри знала, что увидит: они будут как будто из живого золота.

Такие, какими всегда могли быть люди, наконец-то вступившие в свои права на Земле.

Пыль, лившаяся со звёзд, вновь обрела живой дом, и причиной всему были эти дети-уже не дети, полные любви.

Два дэмона неслышно проплыли сквозь тени спящей деревни, пробежали на мягких кошачьих лапах по залитой лунным светом деревенской площади и остановились у открытой двери дома Мэри.

Осторожно заглянув внутрь, они увидели там только спящую женщину; дэмоны вышли на улицу и в лунном свете двинулись дальше, к дереву-шалашу.

Его длинные ветви с ароматными спиралевидными листьями спускались почти до самой земли. Очень медленно и осторожно, чтобы не шелохнуть листочка и не сломать палой ветки, две тени скользнули под полог листвы и увидели то, что искали: мальчика и девочку, которые крепко спали, обнявшись.

Они подошли к спящим по траве и стали тихонько прикасаться к ним носами, лапами и усами, купаясь в их живительном тепле — но совсем осторожно, чтобы их не будить.

Дэмоны проверили, всё ли в порядке у их людей (осторожно вылизав быстро заживающую рану Уилла, убрав локон с лица Лиры), и вдруг за спиной у них раздался тихий шорох.

Оба дэмона вмиг без единого звука отскочили от детей, став волками. В темноте загорелись две пары злобных глаз, заблестели оскаленные белые зубы, каждый изгиб звериных тел выражал угрозу.

Там стояла женщина; лунный свет чётко обрисовывал её фигуру. Это была не Мэри, и когда она заговорила, дэмоны ясно услышали её слова, хотя голос её был беззвучен.

— Пойдёмте со мной, — сказала она.

Дэмонское сердце Пантелеймона ёкнуло, но он подождал с приветствием, пока они не отошли от детей, спавших под деревом.

— Серафина Пеккала! — обрадованно воскликнул он. — Где ты была? Ты знаешь, что случилось?

— Тише. Летим туда, где мы сможем поговорить, — сказала она, помня о спящих жителях деревни.

Её ветка облачной сосны лежала у двери дома Мэри; она взяла её, дэмоны превратились в птиц — соловья и сову — и полетели с ней над соломенными крышами, над пастбищами, над горным хребтом к ближайшей роще колесных деревьев, возвышавшейся над лугами, как огромный замок с посеребрёнными луной курчавыми башнями.