– Это ужасно, Риши. Если бы я знал – я был бы осмотрительнее! – с искренним сожалением сказал я и подумал: кое в чем Риши совсем не изменилась. Ее по-прежнему хлебом не корми – дай только поведать о своих чувствах. Впрочем, я не вижу в этом ничего плохого. Просто не люблю, когда люди плачут. Из-за меня.

– Ни к чему осмотрительность! Ты вовсе не был виноват! Ведь ты ничего мне не обещал! Просто… Вначале ведь идет желание любить. И только вслед за ним – сама любовь. Во мне было слишком много этого желания… – Риши издала сдавленный вздох и добавила: – Знаешь, мне иногда кажется, что любовь – это нечто вроде… прячущегося солнца.

– Как-как? Солнца? – глуповато переспросил я.

– Сейчас попробую объяснить. Если это маленькое солнце, я имею в виду солнце любви, спрячется за спиной какого-нибудь человека, тебе будет казаться, что этот человек сияет, что он самый светлый, самый прекрасный. Но однажды солнце перейдет на новое место, найдет нового человека и спрячется у него за спиной. И вот уже другой человек будет казаться тебе богом, будет вызывать твою любовь! Наверное, я не сумела сказать красиво – это такие сложные материи, а я… так ужасно волнуюсь! – Риши молитвенно сложила руки и скроила умилительную гримаску.

– Отчего же… Я понял, что ты хотела сказать. Любовь – первична. А те, кого мы любим, – они, так получается, вторичны… И все мы светим отраженным светом – светом того единственного солнца, которое прячется за нами… и которое, возможно, есть Бог, коль скоро Бог есть любовь… Верно?

– Верно! – радостно согласилась Риши.

– Ну вот и славно…

Я чувствовал себя неуютно во время разговоров о сути любви. Возможно, просто недоставало навыка, налета, так сказать. А может, оттого, что сама любовь ассоциировалась у меня теперь исключительно с Таней. С нею одной. Нет, я не видел ничего крамольного в нашей беседе, но…

Так или иначе, я поспешил свернуть теме шею:

– Что ж, практика показала, что ослиное молоко – прекрасное лекарство. Выглядишь ты замечательно! Просто как… как Амеретат! Да здравствует доктор Римуш!

– Да-да, спасибо ему! – блаженно откликнулась Риши. – Меня спас он. А вовсе не ослиное молоко! После того как мы расписались, мне сразу стало так легко…

«Интересно, они с Римушем… были близки до свадьбы? Или нет?» – промелькнула мысль, но я вышвырнул ее прочь ввиду откровенной пошлости напрашивающихся выводов, в худших традициях языкастых, всему знающих «цену» провинциальных баб: «Вот нашла нормального мужика себе, так он сразу всю дурь из головы ей и выбил!»

– Ты себе представить не можешь, как приятно мне это слышать!

Несколько секунд мы молчали. Я не мог понять – то ли наши любительские философствования служили лишь вводной частью к Действительно Важному Разговору, то ли им они и являлись. Это ведь только музыканты, слушая оперу в записи, всегда безошибочно определяют, где кончается увертюра и начинается основное действие. Товарищам же без слуха – то есть боевым офицерам вроде меня – все едино.

О чем думала Риши в ту минуту, мне было неведомо. Может, ни о чем не думала, просто смотрела на меня. И получала удовольствие от этого незамысловатого (хотя и чудовищно дорогого, учитывая цены на Х-связь) процесса. И если женщины действительно любят ушами, а мужчины – глазами, то Риши (как и когда-то Исса) в этом вопросе была скорее мужчиной. Она буквально пожирала меня своим пламенистым взглядом.