Все это я говорил вовсе не ради того, чтобы поучить человека гражданского премудростям военной лексики (тоже мне премудрости). Цель мною преследовалась сугубо терапевтическая: «отстроить» Аду от трагической волны.

Начнись вопли и сопли, я бы и сам не сдержал слез. Бабакулова мне слихвой хватило.

– Вот если бы ты мне вчера так интервью давал, как сейчас говоришь. – Ада грустно улыбнулась. – А то ни одной живой детали… Все на уровне «Любой приказ Родины, в любом месте, в любое время»…

– Я же предупреждал: устал я. А когда российский офицер устает, за него начинает говорить Россия… Извините, меня вызывают.

– Эй, лейтенант, слышишь меня? – прозвучал в наушниках голос Можайского.

– Да, говорите.

– Мне тут только что удалось перекинуться парой слов с Хордадом. Трое твоих на месте. Двое дотянули до полосы и сели, один катапультировался в пределах видимости. Так что поздравляю.

– Фамилии?! – Как мне хотелось, чтобы среди спасшихся над Хордадом оказался Цапко!

Хотя и нечестно это: чем любой из молодых ребят его хуже? А с другой стороны, что значит «честно» – «нечестно»? Рядом со мной сидела Ада. Вот и вся честность!

– Да не успел я. Удивительно, что вообще на ретранслятор смог выйти. Тут, говорят, пока мы летаем, клонский флот появился. И будет сейчас всему пэ. Или ему пэ. Ну ты понял.

Я машинально скосился на часы. 11.05.

Хорош денек получился… Еще даже не стандартный полдень, а вот уже и клонский флот пожаловал… А все так деликатно начиналось: Жагров, немецкие асы, безобидный вылет с «Рододендронами»…

– Так точно. Итого, выходит, трое нашлись. А значит, мы одного только ищем…

– Именно… О, постой-ка… Это у нас что?.. Ну-ка на правую огневую точку, живо!

Я бросился к блистеру, в котором была установлена спарка крупнокалиберных пулеметов. Знаком я показал бортмеханику, чтобы он приоткрыл дверь и приготовился поддержать мой почин из своего автомата.

– Где?! – спросил я Можайского.

– Сейчас увидишь.

С этими словами капитан резко развернул вертолет на девяносто градусов и, едва выровняв машину, положил несколько неуправляемых ракет в цель, которую я заметил только после того, как она взорвалась. В воздухе еще кувыркались обломки клонского бронеавтомобиля, а все мое внимание уже было поглощено совсем другими вещами.

По отрогу бархана струилась парашютная система катапультируемого кресла. Само кресло лежало на боку чуть поодаль – значит, пилот счел за лучшее отстегнуть систему после приземления. В свою очередь, это значило, что после приземления пилот пребывал в сознании и, надо думать, в добром здравии.

В следующую секунду я увидел самого пилота. Он стоял на гребне бархана, опустившись на колено, и стрелял из пистолета ТШ-К.

Больше всего меня интересовали те, в кого он стреляет. И я их увидел: четверо клонов, залегших с автоматами в сотне метров от него.

Я мгновенно открыл огонь.

Моей могучей пулеметной спарке поддакивал скромный армейский автомат в руках Неизвестнова.

Клонам хватило дерзости ответить нам тем же.

Самое удивительное, что они даже попали.

Несколько пуль впорхнули в грузовую кабину и ушли в потолок.