– Я ничего не поняла. Но, надеюсь, среди нас нет конкордианских шпионов, – сказала Ада с нервным смешком.

– А я надеюсь, что это уже не важно, – сказал я.

По внутрикорабельной трансляции был объявлен сбор в инструктажной.

В коридоре меня встретил плакат с удалой надписью: «Дали прикурить!»

Сосредоточенный танкист тянулся сигаретой к зажигалке бойца мобильной пехоты. Пехотинец улыбался бодро и зловеще. На заднем плане дымились руины конкордианского города. Бросался в глаза обломок гигантской статуи – бородатая голова кого-то из почитаемых в Конкордии властителей древности. То ли ассирийского царя, то ли персидского шахиншаха.

Руины были невиданной красы и мощи. Такой ракурс и в Хосрове нелегко было бы найти… Ну а уж на Паркиде и вовсе невероятно – по причине полного отсутствия капитального гражданского зодчества. Виденные мною рабочие городки выглядели, мягко говоря, иначе. А в разрушенном виде… Ох, промолчу.

Я оглянулся по сторонам и, удостоверившись, что никого нет, понюхал плакат.

Как и следовало ожидать, отпечатали его не сегодня.

И не вчера.

И, подозреваю, даже не месяц назад.

Дальше плакаты начали попадаться все чаще, пока на главной палубе мне не встретился Белоконь с пустой тубой.

В руках он держал последний агитшедевр, примеряясь, куда бы его влепить посподручнее.

Вот должность у человека! Хороший, боевой комэск, а такой ерундой должен в служебное время заниматься… Будто бы нельзя какого-нибудь мичмана из запасников запрячь.

Да и можно, наверняка можно. Белоконю просто нравится.

– О, Пушкин, привет. Хочешь плакатик на память?

– О чем память, тарщ старлейтн? Какой славный град супостата увековечен на сем творении?

– Град?.. Есть образы, Пушкин, которые надо понимать расширенно.

– Есть понимать расширенно. Но не рано ли празднуем дачу прикурить, а? Сейчас как двинут нас на Вэртрагну, навоюемся так…

– Ты логику момента лови, лейтенант. В инструктажную вызов слышал?

– Оттого и здесь.

– Ну вот и подумай. Ты ведь умный. Говорят, даже пантелеевскую стратегему с трансмутационными излучателями выкупил. Пока все непосвященные молились.

– Я тоже молился.

– Ну и я… Короче, вот тебе плакат, пока я добрый. На инструктаже меня не будет, улетаю я по срочному вызову. Так что до встречи. Больших звезд тебе, Александр.

– Больших звезд, Андрей.

Мы обменялись рукопожатиями и разошлись каждый своей дорогой.

Я пришел в инструктажную одним из последних.

Там яблоку было негде упасть. Кроме летного состава, почему-то пригласили всех старших техников и офицеров экипажа «Дзуйхо», кроме вахты.

– Быстрее, быстрее, – поторопил меня Бердник с забавной интонацией – преподавательской, не командирской. И я почему-то подумал, какой замечательный из него получился бы препод по тактике, а то и начфакультета…

Рядом с Бердником с видом торжественным и строгим стоял Кайманов – единственный из всех, кто невесть зачем вырядился в парадную форму.

Народ в инструктажной вполголоса переговаривался, распространяя равномерное, уютное гудение. Из знакомых лиц я заметил Цапко, Кожемякина и Румянцева, которому что-то втолковывал Лучников, округло утюжа воздух ладонями. Я прямо так и слышал, как он описывает собачью свалку в воздушном бою: «А вот тут я так…»; «Он, гад, это пятой точкой почувствовал…»; «Дал влево…»