— Уж не думаете ли вы, что кто-то из нас, — произнес он, сделав ударение на слове «нас», — обидит юных девушек?
— О нет, — быстро ответила она с неподдельным удивлением. — Опасность совсем в другом. Они могут обидеть вас. Если по чистой случайности вы нанесете вред кому-нибудь из нас, то вам придется столкнуться с миллионом матерей.
Вид у Терри был настолько ошарашенный и возмущенный, что мы с Джеффом тотчас же рассмеялись, а Моадин тем временем продолжала:
— По-моему, вы не до конца понимаете ситуацию. Вы всего лишь мужчины, трое мужчин в стране, населенной одними матерями или теми, кто ими станет. Для нас материнство означает нечто такое, чего я не могу обнаружить ни в одной из стран, о которых вы нам рассказываете. Вот ты говорил, — повернулась она к Джеффу, — о Братстве Людей как о высоком идеале, но даже оно, как я могу судить, далеко от практического воплощения.
Джефф довольно грустно кивнул.
— Очень далеко… — согласился он.
— У нас здесь Материнский Союз, воплощенный в полной мере, — продолжала она. — Ничего, кроме изначальной сестринской общины и куда более высокоразвитой и сплоченной в социальном развитии общности.
Дети в нашей стране являются средоточием всех помыслов. Каждый новый шаг в будущее всегда рассматривается с точки зрения влияния на них и на народ в целом. Понимаете, мы все матери, — повторила она, словно этим было сказано все.
— Не понимаю, почему эта убежденность, разделяемая всеми женщинами, содержит риск для нас, — не унимался Терри. — Ты хочешь сказать, что они станут защищать детей от нападения. Конечно. Любая мать так себя поведет. Но мы не дикари, сударыня моя, мы не собираемся обижать ничьих детей.
Наставницы переглянулись и легонько покачали головами, но тут Зава повернулась к Джеффу и попросила его нас убедить, пояснив, что он вроде бы понимает это глубже нас. Что он и попытался сделать.
Теперь я все понимаю, по крайней мере очень многое, но на это у меня ушло много времени и напряженных раздумий.
В их понимании материнство означало следующее.
Они начали с довольно высокой ступени общественного развития, где-то с уровня Древнего Египта или Греции. Затем пережили потерю всей культуры патриархата и сначала полагали, что вместе с ней исчезли все прежние достижения и защищенность. Потом у них развилась способность к девственному размножению. А позже, поскольку от этого зависело благополучие их детей, начала претворяться в жизнь идея наиболее полной и всеобъемлющей согласованности действий.
Отлично помню, как долго Терри распинался о явном единомыслии этих женщин — наиболее яркой особенности всей их культуры.
— Это невозможно! — упирался он. — Женщины не способны объединять усилия, это противоречит самой природе.
Когда же мы приводили ему в пример неопровержимые факты, он отмахивался:
— Чушь! — Или: — Да что все эти ваши факты, говорю же вам — этого быть не может.
Нам никогда не удавалось осадить его и заставить замолчать, пока Джефф не привел пример перепончатокрылых насекомых.
— «Пойди к муравью, ленивец»[2], и чему-нибудь научись! — торжественно провозгласил он. — Разве у них отсутствует согласованность? Тут не поспоришь. Эта страна похожа на огромный муравейник, а тебе известно, что муравейник есть не что иное, как питомник. А как насчет пчел? Разве у них не получается объединять усилия и любить друг друга?