Когда Джеральд сел в поезд и прошел в вагон для курящих, Молли поджидал еще один сюрприз. Вокруг него сидели мужчины, тоже едущие на работу, и многие из них оказались его друзьями.

В ее глазах они различались как «муж Мэри Уэйд», «тот, с кем помолвлена Белль Грант», «богатый мистер Шопуорт» или «обходительный мистер Биль». Все они сняли бы в ее присутствии шляпы и завели бы приятную беседу, если бы сидели достаточно близко, особенно мистер Биль.

Теперь же она почувствовала, что значит быть по-настоящему с ними знакомым и видеть их такими, какие они есть. Само осознание этого явилось для нее сюрпризом — вся подноготная разговоров, начиная с детства, пересуды в парикмахерских и в клубах, дорожные беседы в поездах по утрам и вечерам, знание политических пристрастий, положения и перспектив в деловом мире, характеров и наклонностей. Все это предстало перед ней в совершенно ином, дотоле неведомом свете.

Мужчины один за другим подходили к Джеральду и заговаривали с ним. Похоже, он пользовался популярностью. И во время этих бесед, благодаря новым воспоминаниям и новому восприятию, которое, похоже, выражалось в понимании мыслей этих людей, к Молли пришло некое смутное осознание поразительного откровения — что́ мужчины на самом деле думают о женщинах.

В вагоне сидели добропорядочные средние американцы, по большей части женатые и счастливые, как это понимается многими людьми. В голове каждого из них, похоже, находился двухъярусный шкаф, стоящий поодаль от остальных мыслей и идей, где хранились их представления о женщинах.

На верхнем ярусе располагались самые нежные чувства, самые возвышенные идеалы, сладкие воспоминания, приятные ассоциации с «домом» и «мамой», все восхитительные эпитеты. Это было своего рода святилище, где окутанная покровом статуя, которой слепо поклонялись, соседствовала с милым сердцу, но банальным жизненным опытом.

На нижнем ярусе обитала вытесненная в подсознание жгучая боль и располагались совершенно иные идеи и представления. Здесь даже ее чистый умом и сердцем муж хранил истории, рассказанные на мальчишниках, непристойности, подслушанные на улице или в поезде, гнусные предрассудки, скабрезные эпитеты и неприглядные жизненные переживания. Все, что знают, но не делятся с другими.

Все это в шкафу с биркой «женщина», в то время как остальное стояло особняком — это и вправду стало откровением.

Перед Молли открылся совершенно новый мир. Не тот, в котором она воспитывалась, где Дом покрывал почти всю карту, а остальное было «чужеземьем», «неведомой страной». А тот, что предстал перед ней — мужской: сотворенный, обжитый и воспринимаемый мужчинами.

От пребывания в нем кружилась голова. Видеть дома, пролетавшие за окном вагона, с точки зрения счетов за строительство или технических данных материалов и инструментов. Созерцать раскинувшуюся вдоль дороги деревню с печальным знанием, кто там «главный», и как этот Главный быстро движется по вертикали власти, или же как плохо там замостили улицу. Воспринимать магазинчики не просто как выставки желанных вещиц, а как коммерческие предприятия, многие из которых идут ко дну, а некоторые приносят прибыль. Этот новый мир ошеломил Молли.