«Он всего лишь пригласил тебя на свидание», – строго напоминала себе Фрида, но мысль уже уносилась на годы вперед, рисуя в воображении счастливую жизнь и общих детей, которых она будет воспитывать вместе со Светой и Юрой.

В голове бушевал настоящий ураган мечты, с невероятной скоростью детские коляски сменялись борщами, те – поцелуями и поездками в Крым, чтобы наконец немного угомониться и притормозить на деятельной старости в окружении сонма внуков.

Влюбившись в Славу, Фрида сразу приняла, что никакой взаимности тут быть не может, и не позволяла себе воображать картины их общего будущего, а сейчас, когда он подал ей надежду, мечта словно с цепи сорвалась.

Потом Фриде становилось жутко: возможно ли в одночасье из одинокой, никому не нужной девушки превратиться в счастливую возлюбленную? Наверное, придется сильно измениться, может быть, в чем то даже ломать себя.

Она пыталась обуздать воображение, говорила себе, что чуда еще не произошло, и у Славы ничего другого в планах нет, кроме как провести с ней один приятный вечер после завершения тягостных дел.

Потом думала, что надеяться на счастье и так страстно желать его вообще нехорошо, так можно ненароком нарушить баланс мироздания.

И все же губы ее расплывались в счастливой улыбке, и где бы ни был сейчас Слава, она посылала ему мысленный привет и потихоньку молилась, чтобы он быстрее справился со своим испытанием.

В третьем часу ночи из приемного отделения позвонил хирург, буркнул «ножевое» и бросил трубку. Кликнув анестезистку, Фрида пошла в операционную готовиться, чтобы по ее вине не было упущено ни одной минуты из так называемого золотого часа.

Однако показатели гемодинамики у пострадавшей оказались достаточно стабильными, она оставалась в сознании, так что можно было надеяться, что анестезиологическое пособие пройдет мягко и не потребует героических мероприятий.

На этапе транспортировки никто не стал извлекать нож из раны, рукоятка его торчала в эпигастральной области женщины.

Теперь хирурги удалят нож только после того, как откроют брюшную полость.

К счастью, сегодня дежурил опытный и рукастый доктор, через две минуты после Фридиного разрешающего кивка была сделана не только лапаротомия, но и ревизия брюшной полости. Повреждена только передняя стенка желудка, кровотечения нет, можно пока расслабиться и работать в штатном режиме.

Приподнявшись на цыпочки, Фрида через дугу заглянула в рану и, убедившись, что там действительно все в порядке, перевела взгляд на тазик, в котором лежал извлеченный из раны нож, ожидая момента, когда у санитарки появится время его аккуратно упаковать и передать полицейским.

«Такой же почти, как наш, – вдруг пришло в голову Фриде, – он же так и не нашелся… И дедушка меня почему-то не ругал, что я все разбрасываю, где ни попадя».

Мысль имеет такое свойство, что если уж пришла в голову, то прогнать ее оттуда невозможно. Только Скарлетт о’Хара могла сказать себе: «Я подумаю об этом завтра», а у обычных людей все наоборот – чем неприятнее мысль, тем полнее она завладевает сознанием.

Сначала таинственный ночной визит Славы, такой конфиденциальный, что дедушка, вежливый и воспитанный человек, даже не позволил ей накрыть чай. Потом какая-то непонятная возня в саду, а на следующий день у Николая в подвале обнаруживаются человеческие тела. И тут же исчезает нож! Любимый дедушкин инструмент, между прочим, которым он пользовался двадцать лет, а то и больше. Да он должен был весь дом перевернуть в поисках! А потом ее заставить пройти вторым рейдом! Или хотя бы отругать за разгильдяйство и сказать: «Пока не отыщешь, ты мне не внучка», а не пожимать плечами, мол, найдется – хорошо, а нет, так и не надо.