Фрида проверила показатели на мониторе, спросила у хирургов, достаточно ли расслаблена пациентка, и, получив утвердительный ответ, села на свою вертящуюся табуретку в углу операционной и стала думать дальше.
После той ночи Слава с дедушкой вдруг стали друзьями, хотя до этого Лев Абрамович соседа не жаловал и говорил, что можно объединяться с подобными людьми, но сближаться – ни в коем случае.
Но не в этом дело, в конце концов, мужская дружба ничуть не хуже женской и так же мало подчиняется логике. Настораживает другое: дедушка с соседом вдруг стали поразительно беспечны и больше не требовали повышенных мер безопасности от своих домочадцев. Почему? Как они могли быть уверены, что Николай не вернется?
Если в бытность Реутова Слава не выпускал детей одних за ворота, то сейчас спокойно позволяет им самостоятельно приезжать на школьном автобусе. А дедушка стал где-то засиживаться вечерами и не боится, что внучка одна и представляет собой великолепную мишень для Николая.
И пол… Зачем дедушка в то утро мыл пол, если никогда этого не делал ни до, ни после? Всегда был доволен тем уровнем чистоты, который обеспечивала внучка, да и не могло там за двое суток скопиться столько грязи, чтобы он вот прямо начал задыхаться и стал наводить порядок, не в силах дождаться, пока Фрида проснется.
Наверное, все это паранойя, просто за окном глубокая ночь, и мозг, который вынуждают работать, когда все порядочные люди спят, выдумывает всякую чушь в отместку хозяйке. Или это реакция на восторженные мечтания. Подсознание дало сигнал, что фантазии ее слишком хороши, чтобы быть правдой, вот дурные мысли и полезли, как черти из преисподней.
Если очень постараться, можно уговорить себя, что это паранойя. Нож случайно выплеснулся из таза во время мытья посуды, а дедушка не стал ругать внучку, решив, что и так ей досталось от судьбы. Слава приходил обсудить какую-нибудь животрепещущую политическую новость, а то, что они перестали держать оборону от Николая – это вообще не показатель. Человек не способен долго жить в напряжении, в постоянном ожидании атаки, вот дедушка с соседом и убедили себя, что после страшной находки у себя в сарае Николай никогда не вернется.
Да, на какое-то время это может сработать. Но противные мысли будут возвращаться снова и снова, и придется без конца убеждать себя в собственной паранойе.
Фрида вздохнула. Мало что в жизни забирает столько сил и энергии, как боязнь правды.
Позвонив в квартиру Галины Ивановны и ожидая, пока она откроет, Зиганшин волновался, как перед боем.
– Привет, солдатик, чего хотел? – сказала Галина Ивановна весело.
Мстислав Юрьевич молча вошел. Снял обувь, несмотря на протесты хозяйки, повесил куртку на крючок и шагнул в комнату.
Несмотря на взвинченное состояние духа, он сразу обратил внимание, как обстановка не подходит образу резкой и решительной Галины Ивановны, да и сама она дома совсем другая, чем он привык думать.
Комната поражала уютом и наличием женской работы, здесь хотелось и работать, и отдыхать, и вообще делать что-нибудь хорошее. Мама Зиганшина была большой поклонницей сериала «Аббатство Даунтон», и он посмотрел пару серий с ней за компанию, так вот скромный интерьер Галины Ивановны почему-то напомнил ему интерьеры аббатства. «Или просто всякая чушь лезет в голову от волнения», – раздраженно подумал Мстислав Юрьевич, садясь на краешек дивана.