– Ладно… – прерываю начавшийся шум со взаимными обвинениями, – на «Авроре» думать будем! Посмотрим оборудование и решим, што там рвануть могло. Аппарат цел?

– Цел, – угрюмо отозвался гальванёр, – што ему будет. Ево поднять успели, это кислород, туды его в качель, только к борту подтягивать начали, как ёбнул!

– Ёбнул… – вздыхаю, растирая руками следы от маски на физиономии, – ладно. Давайте всё-таки глубинные бомбы, распугаем живность в «Ипатии», а через часок, когда песок осядет, начнём пескодувку испытывать. Только, пожалуй, без нас с Фотием, в голове всё ж таки позванивает немножко. Пару дней оклематься не помешает.

– Ага, – с несчастным видом сказал недавний мой напарник.

– Не боись! – оборачиваюсь я к нему, – Без доли не останешься.

Мужики заподдакивали, хлопая его по плечам и обещая усиленную долю, как поранетому.

– Не боюсь, – мрачно отозвался Фотий, вздыхая со всхлипом, – просто интересно, а тут…

Он ещё раз вздохнул, вовсе уж душераздирающе, и я понял, что один настоящий водолаз у нас точно есть!

– Вот не нравится мне Пахом, и точка, – делая ход, неожиданно сказал Санька, когда вечером мы играли в шахматы в кают-компании, – есть в нём фальш какая-то, вот ей-ей!

– Глупости… шах.

– Угум… – поглядев с минуту на доску, брат решительно смешал фигуры, – сдаюсь!

– Он мне сразу как-то не понравился, – продолжил он разговор, – но смолчал тогда.

– Пф… хорош, Сань! Будешь сейчас выискивать в нём всякое, задним числом!

– А вот увидишь! – упрямо отозвался Чиж, – Хоть бы и задним, но не нравится, он мне, Егор!

– Но… как же? – гальванёр растерян донельзя, вся его крепко сбитая фигура выражает недоумение, а собравшиеся на лице морщинки – сплошной знак вопроса, вытатуированный на дублёной коже, – Автоматически устойчивый самолёт, не теряющий равновесия, как бы плохо им не управлял пилот…

Голос его, поначалу звучный и чеканный, сбился в конце фразы едва ли не на шёпот.

– Помню, – у меня в голосе непроизвольно зазвучали ностальгические нотки, – сам этот постулат[63] вдалбливал тысячи раз инженерам в Ле-Бурже, газетчикам и ученикам. Вдолбил!

– На деле же… – вытерев ветошью руки, отбрасываю тряпку в сторону, – автоматически устойчивый самолёт лишь препятствует пилоту, связывая его движения в воздухе, мешая выполнять необходимые эволюции.

– Н-но… – Пахом запинается, в глазах полное непонимание, – зачем?! Автоматические стабилизаторы в «Фениксе» сильно усложняют, удорожают конструкцию! Если это не надо…

– Как не надо? Надо, – улыбаюсь я, и поскольку слушает меня не только Пахом, но и вся механическая братия, поясняю логику своих действий.

– На начальном этапе не было ни малейшего смысла демонстрировать все возможности авиации британцам, ну а потом… – улыбаюсь широко, – сюрприз!

– Х-ха! – выдохнул зычно второй механик, оскаливаясь в улыбке.

– А русские… наши пилоты? – не отстаёт Пахом, – Справятся?

– Пройдя предварительно планерную школу и занимаясь беспрестанно гимнастикой? – улыбаюсь ещё шире, обводя экипаж лукавым, заговорщицким взглядом, и ловя ответные ухмылки. Ухмыльнулся и Пахом, но немножечко натужно.