– Одного не пущу! – упёрся брат.

– Да давай хоть… – я зашарил глазами по экипажу, – Фотий, ты гороха и капусты давеча не жрал?

– Не, – заулыбался тот рисованным солнышком, – после тово раза, когда ажно живот под водой резать начало, ни-ни! Ни капусты перед погружением, ни хлебушка чорново, ничиво таково!

– Давай тогда, одевайся.

– Ага… – он засуетился, пока я настраиваю камеру Бутана[61] для подводной съёмки. Монструозного вида медный футляр с тремя застеклёнными отверстиями, потом лампа с наполненной кислородом бочкой для подводной вспышки, и наконец – подводный фонарь с тянущимся к катеру кабелем.

– Пахом… Пахом! – окликаю нашего гальванера, – Давай пока глубинные бомбы готовь.

– А? А… понял, – отозвался тот заморожено.

– Дли истории… – услышал я Санькин голос, уже опускаясь под воду.

Песка на «Святую Ипатию» нанесло изрядно, но в общем-то, ничего критичного. Судно с большими пробоинами, какие бывают при взрыве в крюйт-камере[62], лежит на морском дне ровно, и нет опасности, что при выгрузке оно может как-то завалиться, похоронив водолаза.

Опустив оборудование на дно, спиралью облетели «Ипатию», обмениваясь жестами и готовые во всякий момент выставить вперёд копья и дать дёру. По опыту уже знаем, что затопленные суда любят морские змеи, мурены и осьминоги из тех, что покрупней. Обошлось…

Сделав снимки, подёргали за трос, давая знак поднимать оборудование, а сами задержались немного, вопреки обыкновению.

Мы уже начали подниматься, как наверху, на самой границе воды, бумкнуло глухо, и по нашим телам ударила ослабленная ударная волна, едва не отправив в небытие. В голове помутилось, как после хорошего удара кулаком, а дыхание сбилось. Забыв как дышать, я запаниковал, хватанув ртом морской воды мимо загубника и закашлявшись. С трудом удержав кашель, задышал…

… и заметил паникующего Фотия, хватающегося руками за воду. Несколько гребков к нему, ухватываю сзади и прижимаю загубник ко рту. Дышит…

Отпустив его, отплываю и жестами спрашиваю, всё ли в порядке? Кивает… и только потом выставил большие пальцы.

Притянув потерянное было копьецо за линь, привязанный к запястью, делаю жест всплывать, но…

… в сторонке. Очень уж мне не нравится этот взрыв!

Всплыли осторожно, и высунув едва головы над водой, закачались на волнах, озирая водную гладь. Вопреки моим опасениям, вражеских судов или авиации поблизости нет, зато на палубе катера суетится брат, уже готовясь спускаться под воду в наспех надетом водолазном костюме.

Свистом привлекаю внимание, и минуту спустя нас уже подняли на палубу катера, ощупывая беспокойно и задавая вопросы десятком ртов разом.

– Хватит галдеть! – решительно прерываю эту бестолковую заботу, – Чисто вороны на дохлом коне разорались! Живы, относительно здоровы, потом Адольф Иванович решит, насколько! Што рвануло-то?

– Бочонок с кислородом, – отозвался гальванёр с мрачным видом.

– Пахом! – воззрился я на него, – Ну етижи пассатижи! От ково, а от тебя…

– А я говорил! – огрызнулся он с обиженным и немножечко виноватым видом, – Ненадёжная конструкция! Кислород с электричеством не дружит!