– Волны какие, – покачал головой Санька, поглядывая на море, – вовремя ты сел! На такой воде и поломаться можно, чиниться потом замаялись бы.

– Угум… – в журнале испытаний ставлю время дату и время полёта, силу ветра и прочее. В основном по шаблону – галочка, вписать нужное… иногда только несколько слов или строк. Мучились в Ле-Бурже ещё, делая журнал под себя, но и результат! Время экономится существенно, и пропустить в горячке ничего не выйдет.

– Пахом… Пахом! – громче окликаю гальванёра, – Да погоди ты разбирать! Забыл, што ли, регламент? Всё под запись и…

– Да етить твою! – Африкан, взяв Пахома Иваныча за талию, отставил от летадлы, – Погоди, тебе говорят!

– Да што ж ты за человек такой?! – возмутился гальванёр, обильно потея и вырываясь, – Я глазком только…

– Та-ак… – протянул Санька, моментально оказавшись возле открытого движка, – Егор, ну-кась подойти!

– Я, могёт быть, – сбиваясь от волнения на деревенский говор, начал брат, – и не понимаю в электрике сильно много, но…

– Ошибся, – бледно улыбнулся Пахом, – вот… хотел поправить, стыдно потому шта…

– Я… – пропыхтел Санька, уложив Пахома на палубу с вывернутой рукой, – извинюсь потом, и в ножки поклонюсь, ежели не прав, а пока…

Блеснул нож, и ворот рубахи полетел на палубу.

– … ты считаешься диверсантом со всеми вытекающими.

– Да што ж ето такое! – забился гальванёр, как в падучей, – Мальчишка! Сопляк! Помстилось иму!

– Прости, Пахом Иваныч… – Африкан с мрачной совершенно физиономией помог Саньке спеленать гальванёра, – но как сказал Александр Фролович, я те потом в ножки поклонюсь, ежели неправ был.

– Не нравится мне всё это, – забухтел в тронутые сединой усы Никандр Ильич, отиравшийся на палубе.

– Я! – орал гальванёр, ловя взгляды экипажа и пытаясь в криках выразить всю нашу неправоту и свою заслуженность, – Заслуженный!

Спеленав заслуженного, прямо на палубе раздели его, срезая одёжку, после чего замотали в простыню, воткнув в рот кляп.

– Всякое бывало, – пояснил брат любопытствующим, – может, игла ядовитая в манжете. Тык! И нету человека.

У раскрытого движка побывал тем временем весь экипаж, вроде как не просто любопытствуя, а свидетельствуя.

– Ишь ты, го́вна какая! – нахмурился Никандр Ильич, изучив проблему, – На волоске! Я так маракую, што крутанул бы ты, Егор Кузьмич, пару коленец в воздухе, и в море булькнул бы. С концами!

– Я так же понимаю, Никандр Ильич, – соглашаюсь с немолодым тридцатишестилетним мужчиной.

– Ну точно! – ахнул Фотий, – На «Ипатии» тоже ведь он, так получается?! Если бы мы всплывать начали, то аккурат под взрыв и попали!

Разом заговорили все, и оказалось внезапно, что вот весь экипаж, до единого, подозревал Пахома в нехорошем. С трудом подавив кривоватую усмешечку, разогнал народ с палубы.

– Сейчас обыск в каюте Пахома… или как там его на самом деле? – Санька взял расследование в свои руки, – а вы… да, Никандр Ильич и… вы, Валериан Иванович. По трюмам пройдитесь… где там у гальванёра хозяйство? Во… ну и просто рядышком поглядите, где там тайник может быть.

Видя воодушевление брата, только качаю головой. Если Пахом и в самом деле диверсант и шпион, но при этом не совсем дурак…