Их разместили в небольшом, но теплом и хорошо обставленном домике. Станицу охранял отряд упырей, в котором одни говорили на польском, другие – на русском, а некоторые даже на немецком. В отличие от отряда маленького полковника, который пользовался всеми видами оружия, от древних луков до мушкетов и даже современных автоматов с революционных оружейных заводов, стражники станицы избегали подобных реликтов. В их арсенале водилось преимущественно оружие с черным порохом.
– Никакое зло сюда не проникнет, – хвастался господин Бурылович, комендант крепости. – Мощь наших сабель знают и дикие упыри из урочищ, и черные, и красные, и казаки, и другие банды. Одна Революция ничего не боится. Сюда время от времени приходят их отряды, но мы их прогоняем. Из раза в раз. И готовы так хоть до конца света!
Он представил гостей своей семье. Жена и две дочери казались красивыми и величавыми, но если присмотреться к ним, прищурив глаза, то можно было заметить, как просвечивают их разбитые окровавленные черепа. Присмотревшись к сыновьям Бурыловича, можно было рассмотреть сквозные круглые раны в их телах, а лицо одного из них было наполовину сожжено. Огонь когда-то уничтожил и стены крепости, и почти все дома, кроме того, в котором разместили гостей. Иллюзия, однако, быстро пропадала, а перед глазами появлялась другая картинка – неприступные гордые стены, храбрые мужчины с отважными лицами и прекрасные женщины.
– Вы, сударь, всё видите, – понял Бурылович. – Это правда, они добрались и до нас. Мы неделю удерживали крепость от штурма, но они всё прибывали, как будто вся Украина собралась под нашими стенами. Никто не ушел живым. Но мы вернулись. И теперь не отступим. Но хватит о грустном! Приглашаю вас на праздничное торжество! Будет и музыка в честь таких важных гостей. Кто с врагом Речи Посполитой борется, тот мне брат – будь то человек, дух или бог из древних эпох. Только прошу меня извинить: ничего нашего вы пить и есть не можете. Потому что тогда вы здесь останетесь навечно и превратитесь в таких же, как мы. Душа у меня болит, что гостей я вынужден принимать не как шляхтич, а словно какой-то немец, но такова уж наша доля.
Они расселись в зале, украшенном мехами из сказочных и настоящих животных, портретами предков и трофейным оружием. Души музыкантов играли бойкие украинские и величавые польские мелодии. Вся стража станицы дружелюбно приветствовала гостей, а парни понаглее спешили пригласить дам на танец, и им было абсолютно неважно, живые они или мертвые.
– Я знаю, что по-разному оно бывает между упырями и оживленными, – заговорил господин Бурылович. – Я слыхивал, что они дерутся между собой. А есть и паны, которые ворчат, когда приходится им просыпаться в одной могиле с простолюдинами. Но мы здесь простые солдаты, которые радуются каждому проявлению обычной жизни. Мы служим родине, и кровь, пролитая за нее, – это для нас единственное доказательство настоящего благородства. Когда-то, – он сделал глоток из хрустального, украшенного золотом и благородными камнями кубка, – и мы были другими. Но мы даже не знаем, что другие времена наступили. Мы здесь сражаемся плечом к плечу с горожанами и даже крестьянами, которые убежали от Революции. Три дня рядом со мной сражался говорящий медведь, пока не пал в бою. А пал потому, что защитил меня собой. Говорящий медведь! А благородства в нем больше, чем в некоторых князьях, которых я знавал в прежние времена. Непрекращающаяся война чему-то учит человека, господин Кутшеба. Ну, выпьем за кровь и смерть!