В костел? Интересно.
Не существовало магов-христиан. Некоторым казалось, что они могут соединить магию с ревнивой религией, но в конце концов, если они действительно верили, то вынуждены были решать, с кем им проститься – с хранителями или с христианством. Даже самый ужасный демон мог пройти через ворота костела, никакая сила не отталкивала его от порога, Корыцкий, во всяком случае, никогда не слышал ни о чем подобном. Однако демоны боялись даже проходить мимо костелов. Они избегали крестов и святой воды, из человеческих тел их можно было изгнать при помощи экзорцизма, хотя Бог никогда воочию не демонстрировал своего могущества. Всё это казалось Корыцкому таким таинственным и необычным, что раз в месяц минимум по часу он проводил с каким-то обедневшим ксендзом, таскавшимся по бандитским закоулкам, чтобы хотя бы попытаться понять, в чем состоит смысл христианства после Предела. Его сила – в том, что, в отличие от всего измененного мира, оно не воспользовалось чудесами?
«Старею, – признал он, – если задумываюсь над такими вещами. Всё из-за этих детей!»
Он любил свои маленькие золотца, и не только потому, что видел в них свое отражение, но прежде всего потому, что видел, как они похожи на Малгоську. Он дорожил каждой проведенной с ними минутой, однако не мог отрицать, что впервые начал думать о старости и смерти, когда доктор показал ему новорожденного. «Мой ребенок приведет на свет моих внуков, – подумал он тогда. – Он останется, когда меня уже не будет».
Разумеется, ему не приходится рассчитывать на такое простой выход. Его, вероятно, оживят, чтобы он нес службу еще много веков. Его хозяева неохотно позволяют своим слугам уйти на вечный покой.
Он допил коньяк, после чего в сопровождении четырех агентов под прикрытием и одного явного – Серого – направился в сторону Францисканской. Сначала он прошел между двумя костелами двух нищенствующих орденов, которые веками смотрели друг на друга, потом мимо дворца, в котором заседал Совет города. Входя в спокойную прохладу костела, стены которого были разрисованы цветами, он наклонил голову, как будто отдавая честь Богу.
С витражей на него немного жутко смотрели святые, изображенные безумным художником. Ученые и люди искусства тысячи раз пытались призвать с того света Выспянского, но один за другим терпели поражение. Матейко вернулся охотно, чтобы до конца света рассказывать про историю Польши, как и Длугош, которого тоже не надо было просить дважды. Сразу после воскрешения он побежал поклониться королям, а они заточили его в Вавеле, и больше знаменитого летописца никто не видел. Большинство художников не имели ничего против возвращения в ряды живых, и, к удовлетворению снобов, Краков быстро вошел в число крупных некромантских столиц культуры и искусства. Некоторые воскресшие приезжали издалека – якобы для того, чтобы отвоевать у монашеских орденов свои сердца, но на самом деле они были неравнодушны к магии чакр, и им нужен был лишь повод, чтобы осесть в городе, с которым они не всегда были связаны при жизни. Выспянскому, казалось, было просто на все наплевать, он ни разу даже не ответил медиумам, с которых семь потов сходило, и чародейкам, старавшимся его вызвать. Рассматривая витражи, которые он спроектировал, Корыцкий был ему за это благодарен – похоже, он был исключительным психом – из тех, кто, гений он или нет, всегда создает проблемы.