– О господи, кто это?! – воскликнули в свою очередь молодые люди. – Что вы тут делаете – в нашем доме? А ну-ка, убирайтесь!

Мужчина схватил старика под локоть, бегло обыскал его на предмет украденных вещей и, вытолкав за дверь, тут же запер ее на ключ.

– Но это мой дом! – продолжал шуметь старик. – Вы не имеете права выгонять меня на улицу!

Некоторое время он колотил в дверь, потом отошел от входа и посмотрел наверх – на окна второго этажа. В них горел свет, и, между прочим, было тепло… Потом за шторами мелькнули тени – и свет погас. Пытаясь согреться, старик зашагал вниз по улице – и шел, пока она не кончилась. Тогда он двинулся обратно к дому. По дороге ему опять попались мальчишки, которые все так же кувыркались в листве – уже заиндевевшей от утреннего холода – и все так же не замечали его, как будто и не видели вовсе.

Старик остановился напротив дома: теперь свет в окнах то зажигался, то снова гас. То зажигался, то гас… От нечего делать он принялся, бормоча себе под нос, считать, сколько же раз свет выключится и включится опять.

Когда счет перевалил за несколько тысяч, к дому подбежал мальчик лет четырнадцати с футбольным мячом в руках. Открыл дверь, не отпирая ее ключом, и быстро зашел внутрь. Дверь снова закрылась.

А через полчаса, когда уже начало светать и откуда ни возьмись налетел порывистый ветер, возле дома притормозил автомобиль. Из него вышла какая-то полная женщина, которая вела за руку мальчика лет трех и прямо по мокрой от росы лужайке направилась к входной двери.

– Это вы, мистер Терл? – обратилась она к старику.

– Да, – машинально брякнул тот из темноты, хотя это была неправда.

На самом деле он никогда не был мистером Терлом. Мистер Терл жил на другом конце улицы… Но почему-то он решил, что другой ответ мог бы ее напугать.

В окнах дома снова начал туда-сюда мигать свет.

Дети все так же возились в листьях…

И вот в тот момент, когда свет мигнул приблизительно в тысячный раз, с другой стороны улицы принесло какого-то семнадцатилетнего юнца, отчаянно воняющего помадой и с ее же следами на щеках. Промчавшись мимо на бреющем полете, он едва не сбил старика с ног.

– Простите! – прокричал он на ходу, после чего, стремительно взбежав на крыльцо, скрылся за дверью.

Старик огляделся: теперь его окружали темные окна с мирно сопящими за ними обитателями, а сквозь кроны зимних деревьев тихо поблескивали звезды. Город спал.

– Но это же мой дом! – выкрикнул старик, обращаясь к резвящимся детям. – Почему в него постоянно заходят какие-то люди?!

А ветер срывал с голых деревьев последние остатки листвы…

Кажется, это было в 1923-м, свет в доме не горел. К входу подъехала машина, из нее вышла мама. За руку она вела трехлетнего мальчика – своего сына Уильяма, который смотрел на дом в серых утренних сумерках и думал о том, что мама ведет его домой. Когда они поравнялись с большим дубом, в ветвях которого шумел ветер, мама вдруг заговорила.

– Это вы, господин Терл? – спросила она, и Уильям увидел под деревом старика.

Старик сказал:

– Да.

Потом закрылась дверь.

А в 1934-м, летом, Уильям бежал домой по ночному городу, сжимая в руках футбольный мяч, и смотрел, как тротуар убегает у него из-под ног. Прямо возле дома, в темноте, он даже не разглядел, а просто почуял стоявшего у крыльца старика. Оба не произнесли ни слова – и уже в следующую секунду Уильям вбежал в дом…