Ну и, конечно, Сонни.

Его зеркало не менее старательно, чем наши, отражало все эти обещания скорой победы в виде идеально завязанных галстуков и чистых воротничков. С другой стороны, что такое зеркала? По сути, это ведь то же, что и тесты Роршаха…[78] Будучи реально близоруким или находясь во власти собственных страхов, в них можно разглядеть все, что угодно… Впрочем, хотя бы в одном ценность зеркал была бесспорной: каждый раз, собираясь на гулянку в субботу, ты мог подойти и проверить, существуешь ли ты в принципе…

О, эти долгие субботние вечера, когда мы бродили по городу и Сонни шел впереди, распушив хвост, как павлин, и угощал нас сосисками и колой в барах, заполненных странными мужчинами и еще более странными женщинами. Руки у этих мужчин, казалось, были сломаны в районе запястья. А женщины почему-то все, как одна, были с голыми бицепсами… Не в силах оторваться от этого удивительного зрелища, мы умудрялись пить колу часами – до тех пор, пока нас не начинали выгонять.

– Ну и пожалуйста! – выкрикивал тогда Сонни, уже в дверях. – Если вы так настаиваете, мы можем уйти!

– Да, вот именно, настаиваем, – обычно отвечал хозяин.

– Пойдемте, девочки! – возмущенно говорил Сонни.

– Ты что, совсем рехнулся? – шипел на него я.

– Ой, прости, брат, оговорился… Шабаш, мужики! По домам!

Впрочем, бывало и так, что наши субботние прогулки заканчивались раньше обычного. Сонни куда-то исчезал, а без него наша компашка тут же распадалась. Без него нам просто не о чем было говорить. Никто из нас не знал, куда именно уходит Сонни, но однажды мы видели, как парень, похожий на него, зашел в дешевый отель на Мейн-стрит с неким убеленным сединами джентльменом. Мы, конечно, тут же забежали следом, но в вестибюле уже никого не было. В другой раз мы заметили Сонни в автобусе, проезд на котором стоил десять центов, хотя рядом стоял троллейбус, на котором можно было преспокойно проехать за семь. Он оживленно болтал с каким-то худеньким цветным парнем. Потом троллейбус ушел, и на этом все закончилось. Мы сказали друг другу «пока» и уехали – каждый по своему никому не известному адресу.

А однажды так случилось, что на весь вечер зарядил дождь, и, поскольку у большинства не было денег, чтобы отсиживаться в барах, все очень рано разъехались по домам. Мы с Сонни остались вдвоем.

– Ну что, Питер Пен, пробовал когда-нибудь настоящую выпивку? – вдруг спросил меня он. – Нормальное бухло: самогон, вискарь, винище?

– Неа.

– Ну, тогда пошли!

Он затащил меня в ближайший бар, заказал мне двойной дюбонне с колой и, эффектно проехавшись бокалом по стойке, придвинул его мне.

– На-ка, попробуй.

Я отпил, и на лице у меня против моей воли появилась довольная улыбка.

– А, черт возьми, совсем недурно! – сказал я.

– Еще бы это было дурно!

– Вспомнил: когда мне было девять лет, мы с папой давили сок из этого винограда и потом добавляли много сахара. Дюбонне!

– Ах, боже мой, как это мило! Вундеркинд делится воспоминаниями о том, как он впервые попробовал выпивку… Может, хватит уже строить из себя Орлеанскую деву?

– По-моему, ты что-то путаешь… Я – кузнец, который ковал для нее доспехи!