– Начитались Шекспира?

– Простите, если что не так.

– В таком случае вы тоже меня простите: это ведь я надоумил людей освещать города, сжигая в фонарях жир Белого Кита… Вы христианин?

– Все мы ходим под Богом.

– Тогда попрошу вас запастись ненадолго христианским смирением: я должен решить судьбы кораблей и угадать время приливов и отливов…

Некоторое время старик Мелвилл смотрел вдаль, затем перевел взгляд на стены таможни, насквозь пропитанные морской солью, но никогда не слыхавшие ничего, кроме стука штемпеля, который ставится на формуляры всех уплывающих и приплывающих кораблей.

– А как же Джек? – прошептал я, и Мелвилл невольно вздрогнул.

Джек – славный парень, прекрасный и телом, и лицом. Молодой Христос, который никогда не был в Галилее. Ну, конечно, Джек… Лучшего попутчика для плавания, чем он, просто не может быть. Только разве что утреннее солнце. А еще Готорн[97]. Надо обязательно выкрасть из Времени и его. С ним уж точно будет о чем поговорить! Да, пожалуй, без Готорна настоящего праздника Времени не получится. У каждого из этих двоих – своя роль… Готорн – для громких будней. Джек, наоборот, – для тишины. Он умеет молчать, он смотрит на тебя так, что сжимается сердце и к глазам подступают слезы. С ним так хорошо ночью сидеть на палубе и слушать плеск волн. Или встречать рассвет…

– Джек? – шепотом повторил Герман Мелвилл. – Разве он еще жив?

– Я мог бы его оживить.

– А что у вас за машина? Она от бога или от дьявола? Или Время в ней, как истинный атеист, свободно от всего?

– Боюсь, сэр, это невозможно объяснить. Считайте, что это центрифуга, которая крутится и отшвыривает от себя годы, возвращая нам молодость.

– И вы действительно смогли бы это делать?

– И даже получить корону короля Ричарда!

Мелвилл попытался сдвинуться с места.

– Вот черт… – проворчал он. – Кажется, я не могу идти…

– Ну, попробуйте еще раз!

– Поздно, – сказал он. – Я уже ни туда ни сюда. Ни рыба ни мясо… На суше – Стоунхендж, в море – тону. Может быть, есть что-нибудь, что «между»?

– Есть, – сказал я и коснулся своей головы. – Оно вот здесь. И здесь, – добавил я, коснувшись сердца.

В глазах старика блеснули слезы.

– Если бы только можно было поселиться в чьей-то голове и в чьем-то сердце!

– Считайте, что вы уже там.

– Тогда, с вашего позволения, перекантуюсь там один денек. – Он всхлипнул.

– Нет уж, капитан «Пекода»[98], так не пойдет, – сказал я. – Как минимум тысячу дней!

– Держите меня, а то меня сейчас от радости хватит удар…

Я подхватил его под трясущиеся локти.

– Ох, как будто зашел в библиотеку и подышал целебным Прошлым! – сказал он. – А все благодаря вам. Посмотрите-ка, может, я правда стал выше ростом? Обновился? Или, может, голос стал звонче?

– Намного звонче.

– А руки?

– Как у юнги.

– И что, прямо вот так, взять и сняться с якоря?

– Прямо вот так.

– Что и говорить, это было бы неплохо… Только вот, боюсь, с таких якорей уже не получится сняться… – Он показал рукой на свои ноги. – В любом случае спасибо вам огромное. Пусть даже это чудо останется на словах – для меня это все равно настоящее чудо. Спасибо…