– Лорд, покиньте мой дом! – мама чуть повышает голос.

– Иветт, доверься, – шепчет Лайс, его слова предназначены мне и только мне.

Лайс отстраняется. На маму он больше внимания не обращает, но её требованию подчиняется и выходит. Мама вопреки привычкам лично захлопывает дверь и запирает на замок. С улицы доносится смешок.

Зачем ему понадобилось дразнить маму?

Я чувствую лёгкий укол вины за то, что жаловалась Лайсу на маму. Недопониманием в семье должно оставаться в стенах дома… Почему молчание больше не кажется таким правильным? Ах, не важно… Главное, что мы с Лайсом успели раньше жрецов.

Меня немного смущает, что Лайс отказался от идеи забрать маму в безопасное место, как мы планировали, изначально, но, должно быть, у него появилась веская причина. Он просил доверять и… Чутьё говорит, что довериться – единственно верное, что я могу сделать. Одно воспоминание о ладонях Лайса на моих плечах дарит ничем не объяснимое чувство защищённости.

Я поднимаюсь на второй этаж, хочу успеть скрыться в спальне, но оклик застаёт меня на лестнице.

– Иветт!

– Мама?

Я нехотя оборачиваюсь.

Она смотрит на меня снизу вверх, поджав губы, смотрит с откровенным осуждением и разочарованием.

– Как ты могла, Иветт? Как ты могла разрушить наше будущее?

– Своё или ваше? – устало уточняю я.

Неужели она не способна заметить, что я далеко не в порядке? Почему она обвиняет, не разобравшись, не спросив, что случилось на самом деле?

Я отворачиваюсь и продолжаю подниматься.

– Иветт!

– Мама, я достаточно зарабатываю, чтобы мы могли не зависеть ни от мнения высшего света, ни от сына градоправителя. Королевской академии всё равно, куда отправлять копии манускриптов. Мы переедем.

Если уцелею… Я не договариваю. Зачем?

– Из-за тебя реликвия, которую ты клялась вернуть, будет продана.

Мама бьёт по самому больному.

Я вздрагиваю, на глаза наворачиваются слёзы, но я смахиваю перламутровую каплю магии, растираю в пальцах и медленно оборачиваюсь:

– Почему вас это беспокоит, мама? Ведь это же только моя клятва, – мой голос звучит мёртво, но мама не обращает внимания.

Она вынимает кружевной платок, прикладывает к уголку глаза и картинно всхлипывает. Да-да, картинно. Я видела, как мама время от времени упражняется перед зеркалом, чтобы не растерять навык.

– Иветт, как ты могла? Боги, какая трагедия! Какой страшный конец встретила наша семья! Ах! Моё сердце!

Мама прижимает руку к груди, проходит мимо, демонстративно не обращая на меня внимания. Она причитает, жалуется, останавливается у стены и продолжает взывать к моей совести.

Я смотрю на её выступление и окончательно перестаю понимать, что творится в её голове.

– Мама, чего вы добиваетесь?

– Иветт, мы должны написать градоправителю и обвинить лорда Верандо в насилии. Как отец твоего бывшего жениха, пусть он вступится за нас!

Что?

– Мама, ты тронулась умом?

– Нет, почему же? Этот лорд наш единственный шанс. Мы должны вынудить его на тебе жениться. Я полагаю, градоправитель единственный, кто способен нам помочь. Сама посуди, что лучше? Если ничего не исправить, люди будут говорить, что сын градоправителя настолько ужасен, что невеста предпочла прыгнуть в постель залётного аристократа. Гораздо лучше придать слухам иную тональность. Сын градоправителя собирался жениться на настолько прекрасной девушке, что столичный лорд не устоял и украл её.