За прошедшую неделю на его участке, в его дежурство, случились три кражи из магазинов, и всякий раз воры, не замеченные Савчуком, ухитрялись скрыться. За столь серьезные упущения, согласно тогдашним регламентам, Савчука дважды оштрафовали (с третьим штрафом как-то обошлось). Ситуация сама по себе неприятная: впервые за 27 лет безупречной службы попасть под штраф. Да еще разговор с приставом перед выходом на пост…
Пожалуй, лучше бы уж пристав просто кричал и ругал, на чем свет стоит… Но начальник разговаривал со старым, заслуженным служакой вежливо и уважительно. Вот только суть разговора… Пристав сказал откровенно: по его глубокому убеждению, Савчук стал сдавать. Что ни говори, годы есть годы. И есть у пристава намерение перевести ветерана с постовой на более легкую службу: часовым в коридор, где расположены арестантские камеры участка.
Оба прекрасно знали: такая служба в полиции считается самой непрестижной. Караулить арестантов с его выслугой и тремя медалями… Кое-как, Христом-Богом Савчук уговорил пристава подождать и поклялся чем только можно: больше ни одной промашки в свое дежурство не допустит. Пристав согласился повременить, но предупредил твердо: еще одна кража, и с постовой службой придется распрощаться, встать часовым у камер.
И дома обстояло ох как неблагополучно. Жена Савчука умерла совсем молодой во время эпидемии тифа, оставив двух сыновей. Старший, Семен, с уверенностью можно сказать, вышел в люди: стал машинистом на железной дороге (в те времена профессия гораздо более престижная, чем впоследствии, и оплачивавшаяся довольно высоко. – А. Б.). А вот младший, Василий, – одно беспокойство: учился и в городском, и в ремесленном, и в железнодорожном училищах, но отовсюду исключили за лень и скверное поведение. Савчук пристроил непутевого сынка в слесарную мастерскую – Васька там и года не продержался, стал попивать, и хозяин его выгнал (сказав Савчуку, что дело еще и в том, что Васька украл какой-то инструмент на пропой).
Не на шутку разозлившись, Савчук выгнал сына из дома и велел не показываться на глаза, пока не определится куда-нибудь на честную работу. Прошло четыре месяца – сын не объявлялся. Более того: на днях Семен рассказал отцу, что видел Ваську на толкучем рынке в компании какого-то крайне подозрительного на вид типа. Подробно его описал и спросил: не знает ли отец, часом, такого среди местных жуликов?
Савчук не знал, но субъект, судя по описанию Семена, и в самом деле выглядел чистейшей воды жуликом: уж Савчук-то таких типов повидал за многолетнюю службу. На душе стало еще горше от мысли, что Васька, вполне может оказаться, спутался с уголовниками. Как ни ругай, как ни гони – а все же родная кровь.
В два часа ночи прибежал ночной сторож одного из ближайших домов и, запыхавшись, сообщил: по всему видно, в ювелирном магазине Шлепянова работают мазурики. Сказал еще, что дворники засели у окна, парадной двери и незапертого черного хода – чтобы воры не сбежали.
Ну что же, настало время действовать Савчуку, как и полагается по обязанности… Городовой соседнего поста Калина, с которым Савчук как раз разговаривал, когда подбежал сторож, вызвался идти тоже, но Савчук решительно отказался: его участок, ему и порядок наводить…