При их аресте Синюхов злорадствовал, уже окончательно разобравшись, что к чему:

– Я-то сумел порвать цепь, ну, а вам, пожалуй, своих цепей не порвать!

А как же стуки, пляска столика и петушиные крики? Ничего сверхъестественного: подобные трюки в массовом порядке проделывали либо «медиумы», либо их помощники…

Второй случай еще интереснее, но вот юмора лишен совершенно…

Произошло это в конце 90-х годов XIX века, когда Кошко служил еще в рижском сыскном. На Васильевском острове, на чердаке одного из домов, нашли изнасилованную и задушенную четырнадцатилетнюю девочку. История наделала много шума, попала в газеты, общественное мнение негодовало. Вся сыскная полиция была поднята на ноги, но поиски виновника ни к чему не привели – ни единой зацепки, никаких следов… В конце концов через полгода дело закрыли «за необнаружением виновного».

А вскоре достаточно известный художник (которого Кошко называет просто Б.) получил премию Академии художеств за картину, посвященную этому печальному событию. Картина была выставлена в одной из галерей. Видимо, она и в самом деле была написана весьма неплохо – люди сходились к ней толпами. Чердак был воспроизведен в точности, как и лицо распростертой мертвой девочки. Но, кроме этого, на картине был изображен убийца – и он, собираясь уходить, открыл чердачную дверь и обернулся к своей жертве. Горбун самого отвратительного вида, с уродливым лицом: огромный рот, рыжая бородка клинышком, маленькие злые глазки, оттопыренные уши…

Через несколько дней в толпе зрителей, собравшихся у картины, раздался жуткий вопль, и какой-то мужчина, упав на пол, забился в судорогах. К нему, конечно, бросились люди и поразились его прямо-таки фотографическому сходству с изображенным на картине убийцей: и горб был, и лицо совершенно то же самое…

Как тогда было в обычае, горбуна отнесли в ближайшую аптеку и стали приводить в чувство. Едва придя в себя, он заявил, чтобы его немедленно отвезли в сыскную полицию. Удивились, но отвезли. В полиции горбун, трясшийся от ужаса, признался в изнасиловании и убийстве. Рассказал, что с того самого дня его неотступно преследовал образ задушенной девочки, днем и ночью убийца слышал ее душераздирающие крики. Был на пороге сумасшествия и вдобавок, придя на выставку, на одной из картин вдруг увидел чердак во всех подробностях, ту самую девочку… и себя! Он прекрасно понимал: свидетелей не было, но художник ухитрился изобразить происшедшее во всех подробностях. Трясся и твердил: наваждение, чертовщина…

Тогдашний начальник Петербургской сыскной полиции Чудицкий в чертовщину не верил нисколечко. Он распорядился арестовать художника, подозревая его если не в соучастии, то, по крайней мере, в укрывательстве преступления и недоносительстве. Оказалось, художник в Италии и вернется только через месяц. Весь этот месяц Чудицкий бился в заколдованном круге неразрешимых логических противоречий. С одной стороны, ясно было, что картину убийца увидел впервые в жизни, а значит, позировать художнику никак не мог (и твердил, что знать его не знает). С другой стороны, художник его изобразил с таким сходством, что, несомненно, должны были видеться. Заколдованный круг, объяснения нет…