Теперь – о дальнейшей судьбе Кошко. Как уже мимоходом упоминалось, в 1914 году он стал начальником всей сыскной полиции Российской империи. При этом произошел чуточку анекдотический случай: Кошко неожиданно узнал, что на него давненько заведено дело в Московском охранном отделении: досье ему показал товарищ министра внутренних дел Джунковский. В свое время Кошко по просьбе Московского университета прочел курс лекций студентам-юристам, и какой-то «доброжелатель» наклепал, будто Кошко ведет со студентами «странные» беседы, критикуя политический сыск. Тогдашний директор Департамента полиции Белецкий распорядился установить за Кошко негласный надзор, вскрывать и копировать его частную переписку. Однако ни малейшего компромата накопать не удалось, чистой правдой было то, что Кошко потом писал о себе: «Служил не за страх, а за совесть, в частной жизни романов не заводил».

В феврале 1917-го все рухнуло. Штатский генерал и глава сыскной полиции империи оказался безработным. Как уже говорилось, из тюрем и с каторги были освобождены все без исключения уголовники. Кошко иронизировал в своей книге: «Двери тюрьмы широко раскрылись для выпуска из тюремных недр всякого мазурья и помещения туда нашего брата».

Пожалуй, теперь стоит привести и статистику преступлений. За март-август 1916 года в Москве было совершено 3618 преступлений, а за тот же период 1917 года, когда на свободе оказались все до единого уголовники, – 20 268. Число убийств увеличилось в 10 раз, грабежей – в 14 (опять-таки в первую очередь для сведения почитателей Временного правительства).

А ведь в 1913 году на Международном съезде криминалистов русская сыскная полиция была признана лучшей в мире по раскрываемости преступлений…

В первые дни после Февраля был арестован начальник Харьковского сыскного отделения Курнатовский – тот самый помощник Кошко, что блестяще провел операцию по задержанию Квятковского с Горошком. И оказался в камере, где сидели… Квятковский с Горошком, а также остальные члены их шайки. Правда, «польские воры» к нему не питали ни малейшей злости, наоборот, посочувствовали: надо же, какие зигзаги выписывает судьба, и вы здесь, пан начальник… Вскоре они вышли на свободу, а «цепной пес самодержавия» Курнатовский остался сидеть. Его выпустили по ходатайству Кошко, обратившегося к премьер-министру Временного правительства князю Львову (предшественнику Керенского).

Сам Кошко каким-то чудом избежал ареста и при Временном, и после Октября. Правда, когда большевики начали повальные обыски, он сжег бесценный исторический материал: фотоальбом со снимками мертвого Распутина, сделанными фотографом сыскной полиции после обнаружения тела.

К осени 1918-го «бывшим», оставшимся в Советской России, пришлось нелегко – начинались массовые аресты и расстрелы. Кошко пробрался в Киев, но не успел выбраться оттуда до того, как город заняли красные. И снова грустно-комическая сцена. Как-то Кошко уныло шагал по Крещатику в потертом пальтишке. Вдруг сзади послышалось:

– Пан Кошко?!

Сзади стояли те же Квятковский и Горошек. Кошко, как он сам потом признавался, так и обмер: выдадут большевикам, верная стенка! Однако «варшавские воры», очевидно, угадав ход его мыслей, заверили: выдавать его они не собираются, потому что большевиков и сами не любят. И даже предложили помочь деньгами, уточнив, что деньги не ворованные: прежнее ремесло они бросили и занимаются честной коммерцией. Кошко искренне поблагодарил, но от денег отказался.