Дознание по делу Джорджа Каресфута проходило в Роксеме и представляло собой предмет величайшего публичного интереса. В самом деле, общественное возбуждение было настолько велико, что коронер, возможно, неосознанно, поддался его влиянию и позволил следствию немного выйти за рамки своей заявленной цели — установить действительную причину смерти — в результате чего многие детали злодейского заговора, от которого пострадала Анжела, стали достоянием общественности. Излишне говорить, что они не успокоили чувства возбужденной толпы. Когда Филип, проведя на свидетельской скамье один из худших часов в своей жизни, наконец, покинул здание суда, от его репутации, и так довольно потрепанной, остались лишь жалкие ошметки. Прием толпы, ожидавшей его у выхода, нельзя было назвать теплым. Выйдя через дверь для свидетелей, он очутился в конце длинного переулка, с обеих сторон которого виднелись довольно свирепые физиономии: от расправы толпу удерживало — и то с трудом — лишь присутствие пяти роксемских полицейских.

— Кто там продал свою дочь?! — рявкнул ему в ухо какой-то здоровяк.

— Подвиньтесь, сынки! Дайте-ка мне взглянуть на Иуду! — выкрикнула тощая маленькая женщина, выглядывая из-за спин парней, загораживавших ей обзор.

Толпа ухватилась за это слово.

— Иуда! — раздались крики. — Иди и повесься! Иуда! Иуда!!!

Как Филип выбрался из этой передряги, он и сам не понял, но каким-то образом ему это удалось.

Тем временем сэра Джона Беллами допрашивали в суде, и, несмотря на почти вызывающую невинность его внешности, дела сразу пошли не слишком гладко. Случилось так, что он попал в руки адвоката-конкурента, который ненавидел его до глубины души, имея на то все основания. Удивительно, между прочим, как враги окружают человека, попавшего в беду — так дикие собаки загрызают до смерти раненого товарища по стае. Оступившийся — беззащитен. Остался без защиты и сэр Джон. Адвокат стал настаивать на проведении допроса свидетелей — на том основании, что ему известно о мошенничестве, имевшем место в связи с предполагаемой смертью Артура Хейгема. Теперь вспомним, что сэр Джон в своей последней беседе с леди Беллами заявил, будто против него нет ни малейших улик и что невозможно замарать его разоблачением, которое должно вскорости настигнуть ее. В какой-то мере он был прав, но в одном пункте перехитрил сам себя, ибо на том самом дознании мистер Фрейзер под присягой заявил, что он (мистер Фрейзер) упоминал о смерти Артура Хейгема в присутствии сэра Джона Беллами, и тот никак ему не возразил.

Напрасно сэр Джон лепетал, что мистер Фрейзер, должно быть, ошибается. И присяжные, и публика явно не верили ему, и, хотя его протесты были приняты, когда он покинул свидетельское место, в суде не осталось ни одного человека, который не был бы уверен в причастности сэра Джона к заговору; если говорить о репутации сэра Джона, то она была полностью уничтожена. Юридически против него действительно не было ни единой улики, но общественное мнение требовало, чтобы был найден козел отпущения — и теперь сэру Джону предстояло стать этим несчастным животным.