Через полчаса в кабинете Ковалева в спешном порядке были собраны все основные участники расследования – Кесаев, Горюнов, Липягин, Овсянникова, Витвицкий.

– Это наши ребята из боевой комсомольской дружины его опознали, – рассказывал лейтенант, – полночи выслеживали.

– По приметам он полностью подходит под описание, – взяла слово девушка. – Рост примерно метр восемьдесят. В возрасте. Плащ, шляпа, очки. И портфель у него был.

– И странный он какой-то.

– А в чем странность? – подал голос Витвицкий.

– Он… – парень на секунду замялся, – как-то так сутулился и голову словно в плечи вжимал. Как будто спрятаться хотел.

– Мы проследили за ним и выяснили его место жительства, – добавила девушка.

– Почему не остановили, не проверили документы? – поинтересовался Горюнов.

– Мы не имели права, мы же не на дежурстве… – ответила она. – Но мы ж теперь знаем, где он живет!

– Ребята твои, лейтенант, в казаки-разбойники не наигрались, что ли? – с усмешкой спросил у молодого офицера Липягин.

Однако тот не стушевался, лишь упрямо наклонил голову и сказал:

– Это не все. Мы сразу же установили наблюдение за квартирой. Ночью ничего подозрительного не было, а сегодня рано утром он мусор выносил.

– А вот это да-а, подозрительно, – засмеялся Липягин. – В Советском Союзе мусор по утрам выносят исключительно шпионы, диверсанты, враги народа и прочие асоциальные личности.

Лейтенант нахмурился.

– Вы зря смеетесь, товарищ майор. Мы залезли в мусорный бак…

На лицах собравшихся появились улыбки. Лейтенант заметил их, и в голосе его зазвенела обида.

– Да, залезли! Чтобы… В общем, посмотреть, что он выкидывал, и вот…

Лейтенант достал из спортивной сумки пакет, положил на стол, раскрыл. Липягин первым подался вперед. Улыбки с лиц участников расследования тут же исчезли – внутри пакета лежало полотенце с бурыми следами запекшейся крови. Ковалев встал, хмыкнул, повернулся к Овсянниковой.

– Ира, полотенчико это в лабораторию, ага?

– Где он? Задержали? – быстро спросил у лейтенанта молчавший до этого момента Кесаев.

– Нет, товарищ полковник, – помотал головой лейтенант. – Мы решили не своевольничать. Но наблюдение не снимали. Не беспокойтесь, он никуда не денется, там четвертый этаж. А если что – мне сразу сообщат.

– Эдик, машину! Живо! – скомандовал Липягину Ковалев. – Сам поеду…

– Подождите, Александр Семенович, – остановил его Кесаев.

Они переглянулись с Ковалевым.

– Поспешность нам здесь не нужна, – продолжил Кесаев. – Преступник уже под наблюдением. Теперь нужно все сделать аккуратно.

– Хорошо. И как вы полагаете действовать, товарищ полковник?

Двор был похож на все прочие советские дворы – четыре пятиэтажки, стойки для белья, детская площадка с гомонящими детьми, бабушки на скамейках. В дальнем конце двора на стоянке стояли несколько машин – «Запорожец», «Жигули», «Москвич» и серый «уазик»-«буханка» с надписью «Ветеринарная служба».

Никто и не подумал бы, что изнутри «уазик» выглядит совсем не так, как снаружи, – удобные кресла, звукозаписывающая аппаратура, столик. Это была милицейская спецмашина для оперативной деятельности. В салоне сидели Ковалев, Кесаев, Горюнов, Овсянникова, Витвицкий.