У меня не хватает мужества ей ответить, она слишком упряма. Я вырываю клочок травы и бросаю его в воздух. Былинки летят в сторону бухты. Я хожу по палатке и собираю кое-какие вещи.

– Мы немедленно уберемся отсюда и пойдем к хижине.

– Мы?

– Надо уходить. Рано или поздно они войдут и в этот лагерь и сожрут нас. Ветер подходящий, еще темно. Я помогу тебе, у нас все получится.

Габриэль качает головой со слезами на глазах. Я присаживаюсь перед ней на корточки:

– Мы больше ничего не можем для них сделать. Пожалуйста, не отпускай меня одного.

Габриэль стискивает пальцами свой спальник:

– Я все время буду тормозить тебя. Вдвоем у нас нет шансов. Ступай один и возвращайся за мной вместе с Уорреном.

Я долго колеблюсь и наконец принимаю решение. Надеваю теплую куртку, обуваюсь, кладу в карман фонарь. Вкладываю два наших газовых баллончика в руки жены.

– А тебе? – слабо возражает она.

– Я выпутаюсь. Если они накинутся, целься в нос, не в глаза.

Я нежно целую ее, прижимаю к себе.

– Мы продержались двадцать пять лет, – говорит она, – и мы все еще здесь, ты и я.

– Ты и я…

– Все обойдется.

Габриэль всегда хотела умереть вместе со своими медведями, она никогда этого не говорила, но я знаю уже очень давно. Мне страшно не хочется оставлять ее, но я хочу ее спасти. Вырвать из их когтей. У нас мало времени.

Я выхожу, прячусь за палаткой и пролезаю между двумя горизонтально натянутыми проводами ограды. Ветер сильный, но переменный, он то кружит вихрем, то хлещет меня по лицу, то сбоку. Я бегу так быстро, как только позволяют мои усталые ноги, оглядываюсь, проверяя, не преследуют ли меня медведи. Кажется, получилось. Я добираюсь до бухты, поднимаюсь к реке, перехожу на другой берег. Бурные волны леденят меня до самых колен. Последний раз оборачиваюсь на луг, вижу подмигивающий огонек камеры, снимающей в инфракрасном свете.

Чертов ветер меняет направление, теперь он дует мне в лицо. Не знаю, достаточно ли он силен, чтобы донести мой запах до медведей, но я ускоряю шаг. С включенным фонариком я продираюсь сквозь деревья, путаясь в переплетении мертвых ветвей и папоротников. Мое усталое сердце рвется из груди, я думаю о Габриэль, оставшейся в палатке.

Любой ценой мы должны вернуться за ней, вооружившись ружьями, еще до восхода солнца.

Где-то далеко впереди слышатся всплески. Я уже отошел далеко, этот маленький поток обозначает половину пути. Он совсем неглубок, мы с Габриэль перебирались практически вброд, почти не замочив ног, когда приходили на территорию гризли или уходили с нее. Но по мере приближения я слышу странный шум. Напоминающий аплодисменты…

От этих странных хлопков у меня сжимается горло, я освещаю фонарем поверхность воды: она похожа на серебряное море. Я не верю своим глазам: там тысячи лососей, попавших в ловушку на мелководье, зажатых между скалистыми берегами и не имеющих возможности развернуться – такое их множество. Только нескольким удается проскользнуть, а остальные бьются и подыхают, наваленные грудами, с раскрытыми пастями. Гибнущие от собственного количества. Они поднялись по слишком узкому и неглубокому потоку, всего в нескольких километрах от нашего лагеря.