С ней решительно что-то не ладно.

Я тщательно убрал все холодные припасы в нашу палатку. Мы стремимся как можно меньше возбуждать медведей привлекательными запахами.

– Останемся еще на день, – попросила Габриэль. – Всего на один денечек. Возможно, мы больше никогда не увидим ни Банна, ни Джоша, ни Рейнольда, ни Алисы. Ни всех остальных… Мы не можем покинуть их вот так. Я хочу посидеть снаружи в последний раз и посмотреть на них, пока не наступит ночь. Завтра до рассвета, если будет нужный ветер, ты пройдешь вдоль бухты, доберешься до Уоррена, и вы вернетесь за мной, хорошо?

Габриэль погладила меня по щеке, по подбородку и грустно улыбнулась.

– Отлично, – кивнул я. – Еще один день и одна ночь.

Я открываю глаза и застываю, не в силах шевельнуться.

Меня разбудила непривычная тишина.

Та же тишина вырывает из сна Габриэль. Я зажигаю маленький фонарик и высвечиваю наши лица снизу. Наши черты кажутся резче, морщины словно провалы, в которых теряется свет. А темнота скрывает ледяную голубизну глаз.

Не обменявшись ни словом, мы оба понимаем: электрогенератор отключился. Я кладу руку на фонарик жены и гашу его.

Вокруг нас шелестит растительность. За эти годы я научился узнавать некоторых медведей по одной только походке, по размаху и ритму их поступи. И сейчас слышу медленные, тяжелые шаги Банна. Я представляю, как его пятнадцатисантиметровые когти глубоко погружаются в землю, выкорчевывая из нее цветы вместе с корнями. Он рядом, действительно совсем рядом.

Я сжимаю руку Габриэль в своей.

– Банн придет и сломает заграждение.

– Нет, – спокойно возражает она. – Банн не причинит нам зла.

– Он убьет нас без колебаний. Это свирепое животное, им движут инстинкты, хоть он и привык к нам за двадцать пять лет.

– В любом случае он никак не может знать, что заграждение больше не действует. Его столько раз било током, он запомнил границы…

Ее речь прерывается грохотом разбитой посуды. Мы с Габриэль перестаем дышать. Слышим шуршание пластика и нейлона, звон стекла, лязг металла. И неровное дыхание медведей. Собрав все свое мужество, я приближаюсь ко входу и, сжав челюсти, осторожно приоткрываю застежку-молнию. Гризли ворвался в лагерь номер два. Электрическое заграждение преодолено, все наши запасы продовольствия разбросаны по траве. Разодранная в клочья палатка валяется на земле. Медведь принюхивается, разрывает пакеты с макаронами и рисом… Подходят другие животные, привлеченные шумом. Я вижу, как из темноты возникают их черные морды. Они все исхудали и ослабели, но еще вполне способны убить нас одним ударом лапы. Габриэль подбирается ближе ко мне. Она держит свою камеру, которую переключила на инфракрасный режим, и снимает.

– Посмотри. Они сходятся сюда со всех сторон, я никогда не видела столько гризли в одном месте, да еще чуть ли не плечом к плечу, – шепчет она. – В обычное время они бы поубивали друг друга. Можно подумать, они знают, что это их единственный шанс. Что эта маленькая палатка с кучей незнакомых предметов – их последняя надежда. Я хочу донести эти картины до людей. Их покажут в школах, на предприятиях. Людям объяснят, что природа дошла до предела.