– Ни хрена, – сказал Мерадзе мрачно. – Подойдём к дубу, что ли?

Редошкин помедлил.

– Пошли.

Но не успели они пройти вверх по склону холма и двух десятков шагов, как Редошкин заметил след в траве.

– Стоп! Здесь кто-то шёл!

Осмотрелись, обнаружили два едва заметных следа, тянувшихся параллельно друг другу.

– Они! Шли к дереву!

Ускорили шлаг и в полусотне метров от гиганта набрели на вытоптанное в траве окно диаметром около трёх метров. Остановились с учащённо бившимися сердцами.

Остроглазый Редошкин заметил блеснувший в траве металл, кинулся к нему и поднял из травы нож. Сглотнул ставшую горькой слюну.

– Нож командира!

– Вижу.

– На них напали!

– Кто? Здесь же нет никого, кроме нас. Ты утверждал, что вы укокошили всех боевиков.

– Один остался… буйвол чёрный… их вожак. Командир его отпустил.

– Зачем?!

– Спроси у него. Он говорил что-то типа: лучше ошибиться, милуя, чем наоборот.

– Думаешь, это он напал? Вожак?

– Некому больше.

– Есть ещё шмели, летучие динозавры…

– Ими надо управлять.

– Кто-то же ими управлял до сих пор… из чёрного леса.

Редошкин очнулся.

– Они шли из леса к дубу пешком, проверим.

Побежали назад по оставленным Максимом и его спутницей следам и в зарослях орешника обнаружили аэробайк, дожидавшийся своих пассажиров. Обшарили на всякий случай заросли кустарника вокруг.

– Ч-чёрт! – выдохнул Мерадзе.

– Их захватили! – сказал Редошкин, сжав приклад карабина с такой силой, что заныла ладонь. – И увезли! А мотоцикл не нашли.

– Куда увезли? – опешил лейтенант.

– Есть только одно место, где их можно спрятать.

– Чёрный лес?

– Летим! – Редошкин взобрался на седло.

– Куда? – замешкался Мерадзе.

– Сначала домой, предупредим ботаника, объясним, что случилось. Потом вооружимся и рванём к чёрному лесу.

– Но нас только трое…

– Двое, если не брать в расчёт пацана-некомбатанта. Но у нас нет другого выхода.

Мерадзе сел позади Редошкина.

Аэробайк пулей вонзился в небо, накрытый начавшимся дождём…

Воздуха не хватало, грудь стянули невидимые путы, показалось, что он находится под водой на большой глубине, и Максим напрягся, заработал руками и ногами, не чувствуя их, пока не выплыл в свет и плеск, вдохнул воздух изо всех сил… и на него обрушилась волна боли, оконтурив тело своеобразной рубашкой или скорее саваном.

Вернулись ощущения, кричащие о том, что он связан по рукам и ногам и висит под углом, приклеенный к чему-то твёрдому и колючему. Голова пульсировала болью в районе затылка. Спину кольнуло, будто в неё всадили иглу.

Максим приоткрыл глаз, стараясь выглядеть неподвижным и находящимся без сознания.

Он и в самом деле висел, примотанный к стволу дерева (спина доложила о впившихся в тело колючках) жёсткими верёвками, которые на поверку оказались лианами.

Пахло сыростью, гнилью и аммиаком – вполне земным болотом.

Наступило утро, и солнце послало луч в щель между ветвями густого леса, напоминая о себе. «Узел перетекания измерений», как выразился лес, роль связника с которым выполнял дуб-великан. Кто бы мог подумать… Итак, где нас привязали, майор?

Сердце птицей рванулось в груди.

И где Вероника?!