На рисунке, составленном по данным ранешней авиаразведки, делаю правки, уточняя диспозицию, и постоянно поглядывая на часы, вмонтированные в приборную доску. Время, время…

Резервисты появляются с небольшим опозданием. Пять аэропланов, едва ли не чадящих от натуги, расходятся над лагерем противника, вываливая с большой высоты флешетты и зажигательные бомбы. Меткость их оставляет желать лучшего, но тем не менее, фиксирую небольшие возгорания на земле.

– Ах, какие кадры! – восторгается оператор громогласно, хрипло перекрикивая рокот двигателя, – Какие кадры!

Он орёт что-то не слишком связное, а я просто жду… Отбомбившись, резервисты уходят, и их почти тотчас сменяет вторая волна, действующая как под копирку. Единственное – в этот раз на земле огненными цветами расцветают зенитки, и кажется – в небо выстреливают патроны вообще все, имеющие оружие.

Фантазия моя с почти документальной точностью рисует оскалившихся британских солдат, нацеливших в небо дула винтовок, и раз за разом нажимающих на спусковой крючок. А вот молодые офицеры, бездумно палящие в небо из револьверов… офицеры постарше, пытающиеся навести порядок…

Вряд ли вторая волна отбомбилась удачней, но всё же, всё же… Они как минимум не дали затушить сброшенные ранее зажигательные бомбы, добавив в этот праздник пороха и огня своих подарков.

Британский лагерь не то чтобы полыхает, но весёлые огни, едкие дымы и вся это интересная суета людей, пытающихся бороться с огнём под бомбами, определённо оживили пейзаж!

Третья волна ставит жирную точку в этом веселье, и (что особенно для меня важно!) резервисты ухитряются повредить один из ангаров с дирижаблями. Не фатально… увы. Но пощёчина знатная!

Напоследок пройдясь над британским лагерем, вывалил листовки, закружившиеся белыми голубями в чёрном дыму.

– Ещё круг! – орёт оператор, и я поколебавшись, делаю круг над этим растревоженным муравейником.

– Взлететь пытаются! – орёт оператор, – Там! Там!

От волнения он забыл все выученные условные обозначения, и только орёт «Там» с превеликой громкостью и заедливостью сломавшегося патефона.

«Там», внизу, попытка взлететь обернулась неудачей. Вражеский «Виккерс», подпрыгнув, остался на земле и очевидно повредил шасси. Аэроплан спешно убирают со взлётной полосы, и других попыток взлететь я не вижу.

«Взлётную полосу повредили ненароком. Удачно!» – мелькнуло в голове, и я, от греха подальше, поспешил в сторону Кимберли. Не стоит гневить Судьбу!

Сев как можно аккуратней, дабы не повредить драгоценное оборудование, я сразу подрулил к ангару. Воронежский мещанин орал что-то восторженное, и сняв с помощью техников аппаратуру, утащил её для дальнейших работ.

– Есть, коммандер! Есть! – подбегая, заорал издали Борст, размахивая телеграммой, – Налёт на британский лагерь под Блумфонтейном увенчался удачей! С нашей стороны потерь нет!

– Ну, слава Богу… – перекрестился я, тут же почти смутившись. Где Бог, а где…

… впрочем, мысли духовного толка не задержались в моей голове, вылетев сразу и напрочь!

Пообедав в столовой и ополоснувшись под душем, поспешил на киносеанс, устроенный в одном из ангаров. Оператор, по нашему требованию, то и дело останавливал фильму́, дабы мы могли разглядеть подробности. Хотя не сказать, что видимость настолько уж хороша, но…