В памяти всплывает еще один смешной и типичный случай. Очень типичный для Ларисы. Обычные посиделки с моими родителями на Ломоносовском в обсуждении грядущего «Зеркала» и возможной исполнительницы главной роли. В частности, Андрей размышляет о Биби Андерссон и Марине Влади. А уже на следующий день я прихожу к Тарковским, и мы между прочим вспоминаем вчерашний вечер. И тут с уст Ларисы слетает легкая, как эльф, фраза: «Андрюша, а вы помните, как Евгений Данилович сказал вам вчера: „Андрей, а зачем собственно вам с такими сложностями искать актрису, когда рядом с вами сидит Лариса?“ Правда, Олька?»…
Ясно, что ничего подобного я не слышала и слышать не могла от моего отца — так что попыталась робко не подтвердить это весьма сомнительное для меня воспоминание… На что Лариса немедленно парировала: «Ну, конечно, ты не помнишь, потому что в тот момент ты как раз выходила гулять с Элем»… Дальше мне следовало бы напомнить ей, что с нашей собакой мы выходили гулять вместе. Но поскольку это все-таки не свидетельский допрос, и дважды ловить человека на лжи неловко, я немею, а Андрей раздумчиво и сосредоточенно тянет: «Да?.. Действительно?.. Ну, может быть, он и прав».
Рядом с Ларисой каким-то естественным образом прорастала такая органичная фальшь, что трудно было не затеряться в ее ветвях. Сколько раз Андрей, правда, не слишком активно подтверждал, что он лично помешал Феллини снимать Ларису, которую «Фредерико случайно увидел в коридоре „Мосфильма“ и тут же пригласил сниматься к себе в картину». Ларису «мечтал» также снимать Параджанов, но… «Андрей мне не разрешил, правда? И вот так всегда. Вы не даете мне работать, а ведь я могла бы». И вот вам снова доказанная и не раз подтвержденная самим Андреем вина перед Ларисой.
Во время подготовки съемок «Зеркала» и поисков актрисы Лариса чаше всего носила простой пучок, как на фотографиях Марии Ивановны, настаивая и наглядно демонстрируя свое сходство с ней. Но Андрей, по-моему, более удачно занял ее в другой роли сытой, хитрой и хищной, ненавистной ему обывательницы, облаченной в скользящий шелковый халат «фирмы мама», которой его Мать понесет с голодухи продавать свои сережки. Такое ощущение, что это был подсознательный акт его мести… И Лариса вторила этой идее — «посмотри, какую роль он мне доверяет, и даже волосы убрал под косынку»…
А Терехову Лариса возненавидела, кажется, сразу как «соперницу на звездном небосклоне». Еще до непосредственных столкновений с ней, когда она уже успела снова приревновать ее к Андрею или Андрея к ней, на этот раз, как будто бы без подлинного повода. Впрочем, что значит «без повода», когда она потеснила ее на законно принадлежащем ей месте Матери Андрея? Тем более, что Андрей был в восторге от Тереховой, глядя на нее восторженно и не уставая восхищаться ее работой.
Ведь, заметьте, что единственный раз, условно говоря, героиней его фильма была женщина, потому что единственным героем по существу бывал только он сам. С такой «героиней» Лариса изначально не могла смириться, не могла пережить ее даже и чисто актерских достоинств. Такая «художественная» реальность была не для нее, сжигая ее раздражением и ревностью, усиленными, как обычно, неустанными и далекими от искусства конкретными подозрениями. То есть тяжелая реальность состояла в том, что не помощь своему любимому мужу несла с собою на съемочную площадку Лариса, начиная с «Зеркала», а атмосферу многократно взвинченного напряжения порой до кромешного ада, в котором терялись все.