Некоторые сотрудники не выдерживали этого бреда, постепенно сдавались и отступали, а некоторые, как я сама, привыкали и воспринимали это как должное, как необходимую сопутствующую Андрею данность, продолжая поклоняться Ему, и готовые терпеть ради него и его дела все что угодно, спасая его не на словах, а на деле. Как, например, это делала, прежде всего, Маша Чугунова.
Помню, как на съемках в деревне Тучкою, совсем обезумевшая Лариса носилась в темень за тридевять земель в какую-то «баньку по черному», где парились Рита, Гоша Рер-берг и Андрей, и умудрялась, по ее рассказам, заглянуть в запотевшее окошечко… Покоя она ему не давала, но он почему-то это терпел, правда, не очень смиренно… Все по-русски — и до мордобоев дело доходило…
А как пришлось носиться самому Андрею между Тереховой и Ларисой уже в павильоне «Мосфильма», когда снималась их двойная сцена с петухом. Практически они вовсе не могли к тому моменту находиться рядом, и съемку не удавалось начать. Не знаю, что там делала Терехова, когда обе они бросались с декорации в разных направлениях, а Лариса истерически причитала: «Нет-нет, ты посмотри, Оля, что он делает? Ведь он совершенно со мной не работает. Он ничего не хочет мне объяснять, как будто меня здесь нет. А посмотри, сколько он с ней работает! Это все специально. Он хочет, чтобы я провалила роль. Он боится, что я стану актрисой и не пускает меня. Какой негодяй!»
Одна из магнитофонных записей, сделанная на Ломоносовском, хранит память о том, что Ларисины амбиции не ограничивались только кино. Она собиралась, например, и в театре играть Гертруду в «Гамлете» Тарковского. Но и здесь снова пришлось отступить перед Тереховой. Это ее намерение во всю обсуждалось в семействе Тарковских: Но поскольку в итоге Ларисе не нашлось и не могло найтись места в театре, то она более совершенно не сочувствовала новым далеко идущим мечтам Тарковского, связанным со сценой. «Тем более, — как говорила Лариса, гневаясь, — там почти ничего не платят».
Должна сказать, что Андрей сам тоже неоднократно повторял мне: «Лариса? Лариса вообще настоящая Гертруда!» Так что понимайте это, как хотите.
Единственную женскую роль в «Сталкере» Лариса примеривала тоже исключительно на себя. Еще бы! Кому, как не ей, следовало очеловечить на экране подлинную, всегда бескорыстную, ни на что не претендующую и жертвенную женскую суть жены Сталкера, умевшую любить без надежды на вознаграждение. Она пробовалась на злу роль совершенно безуспешно. В своей неудаче она обвинила оператора Георгия Рерберга, убеждая меня, что он специально и злонамеренно загубил ее пробу невыгодным для нее освещением. Лариса неистовствовала, а потом пригрозила: «Ничего! Я ему это запомнила! Он не будет работать с Андреем!» Достаточно к этому добавить, что второй вариант «Сталкера» снимал Княжинский, а с Рербергом Тарковский рассорился навек… А о том, как разошлась сама Лариса на «Сталкере», речь еще впереди…
А вообще постепенно вся атмосфера жизни в Орлово-Давыдовском менялась и сгущалась все больше. Вокруг Андрея собиралось какое-то странное общество, в котором он то ли царил, то ли терялся в символическом смысле. Потому что по существу потеряться он не мог. Равных ему не было, как великану среди пигмеев. Но окружали его нужные Ларисе люди, соответствовавшие ее планам, умевшие с ней дружить и помогавшие устраивать практическую жизнь. Например, одним из завсегдатаев стал Женя, директор мебельного антикварного магазина, вместе с женой и двумя дочками. Это был очень милый человек, не без дополнительных ценных качеств — благодаря ему была по-дешевке и без наценок «приобретена» обстановка для деревенского дома Тарковских и следующей квартиры на Мосфильмовской в соответствии со вкусом хозяина. Заодно и мне с его помощью перепал «Шредер» — большое спасибо.