Я взглянула на ее изящный профиль. Горло сжалось от горечи. Почти четырнадцать лет я пыталась найти между нами то, чего никогда не было. Я произвела на свет это прекрасное создание, хотела ее, надеялась, что она станет моим миром. Теперь Вайолет почти взрослая женщина. В ее глазах кроется женская мудрость; недалек тот день, когда в ее жизни не останется для меня места. Я окажусь за бортом.

1975

Сесилия рано поняла, что не создана для материнства. Каждый раз, видя ребенка, идущего с матерью, она отворачивалась. Это была естественная физиологическая реакция, точно такая же, как закрыть глаза, защищаясь от брызг воды из-под крана. В ней не оказалось женской тяги заботиться, ласкать, оберегать. Она не умилялась при виде пухлых ножек и совершенно точно не хотела видеть себя в другом живом существе.

Менструации исправно приходили каждый месяц, словно напоминая: тебе не нужен ребенок, не слушай, когда другие говорят, что нужен.

Ей пришлось пожертвовать мечтами и свободой ради семьи.

Когда ребенок начал шевелиться в утробе, Сесилии показалось, что ее отношение меняется. Как-то раз она стояла голая перед зеркалом и смотрела, как ножка младенца двигается, растягивая кожу живота. Сесилия рассмеялась; младенец задвигался активнее. Им было хорошо вместе.

Во время родов врачи ввели ей наркоз, чтобы избавить от боли. Ребенок не хотел появляться на свет. Пришлось сделать три разреза и наложить щипцы, так что головка сплющилась. Когда Сесилия пришла в себя, новорожденный уже лежал в детском отделении среди других младенцев, завернутый во фланелевую пеленку.

– У вас девочка, – сказала медсестра, как будто Сесилия должна была обрадоваться этой новости.

Себ подкатил ее на кресле-каталке к окну и постучал в стекло, вызывая акушерку.

– Вон та. – Сесилия ткнула пальцем: третий ряд, четвертая слева.

– Откуда ты знаешь?

– Ниоткуда.

Акушерка поднесла малышку к окну и продемонстрировала родителям. Девочка лежала тихо, с открытыми глазами. Сесилии показалось, что она похожа на ее старую куклу Бет-Энн.

– Хотите покормить ее? – спросила акушерка и указала на грудь.

Сесилия взглянула на Себа и предложила выйти на воздух. Себ вывез ее через главный вход, прямо в халате и тапочках. Стойка для капельницы с лязгом стукалась о бетонные плиты. Сесилия закурила, глядя на парковку.

– Мы можем сесть в машину и уехать. Только ты и я. – Она потушила сигарету о подошву.

Себ засмеялся.

– Да, обезболивающее, похоже, работает. – Он развернул кресло. – Вернемся в палату. Нужно дать ей имя.

Они забрали ребенка домой к родителям Себа и устроили в плетеной корзине на кухонном столе. Молоко у Сесилии так и не появилось. Девочка питалась молочной смесью и быстро набирала вес, напоминая Сесилии Этту. В отличие от других младенцев, она почти не плакала, даже по ночам. Каждый день Себ говорил Сесилии: «Как же нам повезло».

В моих мокрых волосах запуталась расческа. Мама сидела на унитазе и выпутывала пряди из зубцов. Я предложила просто отрезать их – мне было одиннадцать лет, и я не переживала из-за внешнего вида, но она отказалась: дескать, короткая стрижка мне не пойдет. Удивительно, что ей было до этого дело. Я сидела тихо, пока она дергала меня за волосы, высвобождая расческу. В дальней комнате играло радио, прерываемое помехами. Я разглядывала полинявшие радуги на ночной рубашке.