– Войдите.

Она сидела в кресле; на коленях лежал незаполненный кроссворд. Свет в комнате не горел, стержень ручки закрыт колпачком. Ее волосы были обмотаны шарфом, на плечах лежала яркая вязаная шаль.

Она приоткрыла рот, чтобы заговорить, но вздохнула: забыла, что хотела сказать. А потом вдруг:

– Это ты! Я так тебя ждала!

Вайолет смотрела, как мы обнимаемся. Я жестом велела дочери сесть в ногах аккуратно заправленной кровати.

– Как я рада тебя видеть! – Она взяла меня за руку. Ее кожа, тонкая, как рисовая бумага, вся была покрыта пятнами. Я поцеловала ей руку, на которой четко вырисовывались вены. Пахнуло вазелином.

– Ты очень красивая. – Ее голос звучал так искренне, что я и вправду почувствовала себя красивой. Губы у нее совсем пересохли. Я взяла с тумбочки стакан воды и предложила ей. – Нет, спасибо, дорогая. Лучше ты попей. В детстве тебе всегда хотелось пить.

Вайолет не отрываясь смотрела на нас. По ее искривившимся губам было ясно – ей неуютно в этом странном здании с неприятным запахом, в обществе незнакомой женщины. Она поерзала на кровати, взглянула на дверь.

– Хочу тебя познакомить кое с кем. Это моя дочь Вайолет.

Та бросила быстрый взгляд на незнакомку в кресле и пробормотала приветствие.

– Какая хорошенькая.

– Спасибо.

– Ты не знаешь, как я сюда попала? – На ее лице отразилась тревога.

– Тебя привезли на машине. Ты жила неподалеку, в квартале Даунингтон-кресент, помнишь?

– Нет.

Вошла медсестра, поставила поднос на столик на колесах.

– Ужин!

– Леда, познакомься с моей дочерью. – Она сжала мою руку и радостно улыбнулась. – Правда красавица?

Вайолет встала и подошла к выходу. Ее подбородок дрожал; казалось, она вот-вот заплачет. Медсестра улыбнулась мне, взбила подушки, положила на тумбочку две таблетки и сняла крышку с подноса. Комнату заполнил отвратительный запах разогретых консервированных овощей. Вайолет отвернулась.

– Мне пора ужинать, а потом ложиться. – Она медленно поднялась с кресла, аккуратно свернула шаль и удалилась в туалет. Я накрыла для нее ужин, положила журнал с кроссвордом на комод. Вайолет молча наблюдала за мной. Послышался шум спускаемой воды; она вышла из туалета и снова опустилась в кресло.

– Нам пора. – Я поцеловала ее в щеку. – Заеду на праздниках. Как дела у Дэниела и Томаса? Они тебя навещают?

– Кто это?

– Твои сыновья. – Я уже много лет их не видела.

– У меня нет сыновей, только ты одна.

Я снова поцеловала ее. Она сосредоточенно разглядывала столовые приборы, не понимая, как с ними обращаться. Я вложила вилку ей в руку и помогла наколоть стручок фасоли. Она кивнула и поднесла ее к губам.

Мы сели в машину. Я думала, Вайолет достанет телефон и начнет писать сообщение, но ошиблась. Стемнело. Мне показалось, наша дочь заснула, но на середине пути она вдруг подала голос:

– Кто эта женщина? Она не может быть твоей матерью, она же черная. – Вайолет говорила обвиняющим тоном, словно я пыталась выставить ее полной дурой.

– Она – самый близкий для меня человек.

– Почему ты не найдешь свою настоящую мать?

Я помедлила, подбирая правдивый ответ.

– Потому что мне страшно увидеть, какой она стала.