Шофер открыл заднюю дверцу, и из нее медленно вышла молодая женщина. Высокая – выше Парвиза, – очень худая, длинноногая, в ярком платье, не прикрывающем колен.

Женщина растерянно глянула на роскошный дом, увидела стоящую на крыльце родню и вопросительно посмотрела на мужа.

Тот взял ее за руку, и они вошли в тенистый двор дома семьи Патруди.

Сын обнял всю родню по очереди: сначала отца, потом мать, старшего брата, а уж после него и сестер. Его молодая жена стояла чуть поодаль и с какой-то неприкрытой тоской наблюдала за этой сценой.

Муж подвел ее ближе. Все смотрели на нее внимательно, настороженно, не отрывая глаз, словно приценивались. Она смутилась и нахмурилась, одарив мужа недовольным взглядом.

Наконец к ней шагнул старший брат и протянул ей руку. Все громко выдохнули и заулыбались.

Зейнаб-ханум слышала громкие удары своего сердца, и ей казалось, что слышит их не только она. Она вздрогнула, сбросив с себя оцепенение, с испугом, словно ища поддержки, посмотрела на мужа и, сделав шаг вперед, протянула к невестке руки.

Та, снова коротко взглянув на мужа, словно ища у него помощи и одобрения, тоже сделала шаг вперед.

Зейнаб-ханум обняла ее, и общий вздох облегчения поднялся над широким белым мраморным крыльцом, уносясь куда-то вверх, под самую крышу.

Потом Милочку обнимали долго и обстоятельно, по очереди – золовки, их дети, жена старшего брата. Мужчины жали руки и улыбались – похоже, она всем понравилась. А ее сдержанность и холодность списали на неуверенность, неловкость и страх.

Милочка оглядывала дом и удивлялась – такого ей видеть не приходилось. Если только в кино! Московские квартиры, поражавшие ее размерами и, как казалось, роскошью, квартиры Серегиного деда-артиста, Алеши Божко и его богатых друзей и известных людей казались ей теперь курятниками и сараями в сравнении с родовым домом ее супруга. Это был замок, роскошный восточный дворец.

Это ее потрясло. Она поняла, что раньше, до приезда сюда, она и не понимала всего масштаба его богатства.

Да какого богатства! «И я, – думала Милочка, – имею ко всему этому прямое, абсолютно прямое, можно сказать, отношение».

Муж наблюдал за ней, пряча усмешку в смоляные усы – реакция Милочки его забавляла. Младшая золовка взяла ее за руку и повела в сад. Милочка обернулась на мужа, тот кивнул – пойди, посмотри!

Сад благоухал. Огромный, раскидистый и густой жасмин осыпал белоснежными лепестками землю вокруг. Кусты роз всех цветов, от белого до фиолетового и черного, распространяли сладкий, почти удушливый запах.

Три кедра – знаменитых ливанских кедра с пышными кронами – окружали бассейн с бирюзовой блестящей водой.

Возле бассейна, в тени деревьев, стояли белоснежные шезлонги для отдыха.

Милочка не могла скрыть свои чувства. Она ходила между всем этим великолепием растерянная и совершенно потерянная.

Ей даже стало страшновато. Куда она попала, господи! Она, Мила Иванова, выросшая в унижении и нищете? Неужели это все происходит с ней? И все это – реальность, а не сладкий и непонятный, чужой и короткий сон?

Свекровь смотрела на нее из окна, чуть сдвинув тяжелую штору.