Муж уходил на работу, а Милочка долго, до полудня, спала. Куда торопиться? Просыпалась медленно и неохотно, неспешно пила кофе и смотрела в окно, новый пейзаж за окном теперь ее устраивал. Там, за окном, монотонно шумела и шуршала шинами машин просторная Смоленская площадь.

Ужинали обычно в ресторане или в гостях – знакомых и приятелей у Парвиза было полно – пол-Москвы. Ходили в театр, на балет, оперу – муж был горячим поклонником искусства.

Днем Милочке делать было нечего – гулять она не любила, в магазинах было пусто и скучно. Книги не читала – тоска. Телевизор? Да и там один бред – успехи литейщиков и ткачих, закрома родины, полные добра. Только где это добро? Непонятно.

Муж, человек восточный, обожал рынок – в субботу ехали на Центральный, и там он вовсю давал себе разгуляться – с восточным размахом и уважением к хорошим продуктам.

Он получал от этого удовольствие, а Милочка скучала.

– Учи хотя бы английский! – уговаривал муж. – Арабский ты, понятно, не выучишь. Да и ни к чему. Но английский знать надо – весь мир говорит на английском.

А ей не хотелось. Нудно и скучно – учиться она никогда не любила.

Муж пригласил преподавателя – Милочка вяло сопротивлялась, но сдалась. Куда было деться? Домашних заданий не делала, на уроке откровенно зевала, и успехов у нее не наблюдалось, о чем преподаватель, человек ответственный, сообщил ее мужу.

Парвиз раздраженно отчитал жену:

– Странная ты! Вот все же на блюдечке! А тебе ничего и не надо! – Расстроился, а потом отступил. – Ну дело твое.

Жила Милочка как в полусне, в фильме с замедленной съемкой.

К мужу она относилась терпимо. Если бы ее спросили, любит ли она его, счастлива ли она, она бы растерялась. Любовь? Вы о чем? Хороший ли человек ее муж? Да, безусловно. Хорошо ли он относится к ней? Конечно же да! Довольна ли она своей жизнью? Да, очень довольна. Но в ее сердце было по-прежнему пусто. Пусто и холодно, словно в выстуженной и абсолютно пустой, нежилой комнате. Холод, сквозняк. Темнота.

Никого она не любила. Ни замечательного и любящего мужа, заботливого и нежного. Ни чудесного, верного и хлопотливого бывшего любовника Алексея Божко, сделавшего для нее ой как немало.

За свои почти тридцать лет (скоро, скоро! Ох, как же время бежит! Просто становится страшно) она никого не любила.

Бабку Нюру, вырастившую ее, еле терпела, боялась и презирала. Забитую мать немного жалела, но не уважала и, кажется, не любила. Алексея ценила и уважала. Восхищалась им от всей души. Чистая правда. А любить не любила. Схватилась за него как за соломинку, потому что понимала: может пропасть. А нежного мужа… терпела. Только терпела. Понимала: Парвиз – ее единственная возможность. Единственная возможность прожить нормальную жизнь.

Любила она только Серегу – отчаянного вруна, отчаянного болтуна и «обещателя». Грубоватого, хитрого, прожженного и ненадежного, за которым готова пойти на край света. Без раздумий взойти на костер и сгореть. Прыгнуть с крыши высотного дома. Ждать его из тюрьмы, сколько нужно. Родить ему ребенка, если захочет. Быть ему нянькой, мамкой, слугой. Есть черный хлеб и ходить в опорках. Лишь бы любил, лишь бы не бросил.