– Ничего я не понял. Так что, не будет войны?

– Никто не знает… Ну, придут из Бьярмии полки… А Блажен опять свою дружину не пустит. С одними бьярминцами Славер что сделать сможет? Только назад к себе в Бьярмию уйти…

– Выходит, всё теперь от Блажена зависит?

– И от князя Здравеня тоже, когда тот проснётся, он иногда тоже, бывает, командует… Знать бы, с какой ноги нонче встанет…

– Подоле бы ему спать-то… Вместе с Блаженом…

Первонег сильно задумался. Может, поторопился он крепостицы с острожками сжечь? Может, княжич Вадимир потому к отцу заторопился, что не хотел на себя ответственность брать? И теперь князь Буривой по всей строгости за эти крепостицы и острожки с Первонега спросит? И заставит за свои средства их восстанавливать? Буривой может и так решить. Он на решения крут!

Но воевода был не из тех людей, которые останавливаются на перекрёстке надолго, не решаясь пойти ни в одну из сторон. Он привык идти, если уж вышел в путь, и не сворачивать.

Спросят – пусть и спросят! Он сделал то, что посчитал необходимым для обороны города. И дальше будет делать то же самое.

Отпустив «ползуна» отогревать уши, воевода вызвал к себе сотников и младших воевод, хотя расстался с ними только вечером, и за день никаких новых вестей ему принести не должны были. Тем не менее, Первонег, снова по очереди расспросил всех, и велел выслать на ближайшие варяжские дороги в сторону Бьярмии дальнюю разведку на лучших конях.

– Караулить будем, когда полки из Бьярмии пойдут…

И только после этого велел седлать коня, чтобы съездить к посаднику Лебедяну.

На словенские дороги, не ожидая такой наглости от соседей, Первонег дозоры не выставил. Обычно варяги этими дорогами пользоваться избегали…

– У боярина торговые люди из Русы… – предупредил воеводу чинушка[157].

– Где?

– В большой горнице…

– Я на них тоже посмотреть хочу… – Первонег не остановился, и сразу прошёл в большую горницу боярского терема, где Лебедян обычно занимался делами.

– Я не знаю, чем я могу помочь вам… – скучным голосом говорил посадник восьми торговым людям, стоящим перед ним с шапками в руках. Сам он сидел в высоком кресле, обитом красным бархатом, украшенным вышивкой золотыми и серебряными нитями. И держался, как мог бы держаться князь, только не решился, чтобы не быть похожим на князя, кресло своё поднять на подиум. – Не нашими стараниями нынешнее положение создано, не нам его и разрешать…

Воевода Первонег громко вздохнул, привлекая этим внимание посадника.

– А чьими же, скажи нам? – настаивали рушане. – К кому нам обратиться, чтобы положение поправить. А то ведь и до беды так недалеко.

– Своего посадника спрашивайте, воеводу Славера спрашивайте…

Рушане дружно руками развели.

– Славер – не наш воевода. Он – бьярминский, из дома князя Войномира…

– Мне это всё одно. Славер – варяг, как и вы все. А я не давал наказа, про который вы говорите… – боярин-посадник Лебедян был строг и жёсток. – Да вот хоть воеводу нашего спросите! Он скажет, что мы к соседям всегда относимся со всей душой, и воевать ни с кем не готовимся. А кто с нами готовится, это уже неприятности не наши. Но тот от нас сполна получит. Это я обещать могу смело, потому как не впервой с таким сталкиваюсь.