– Мы готовы, воевода… Едем…

Теперь отряд приобрёл способность передвигаться быстрее, хотя в полную силу скакать бессознательный княжич, естественно, не мог. Носилки бросили. Коней погнали. С одного бока княжича поддерживал молодой дружинник Светлан, с другой не менее молодой дружинник Рачуйко. Эти два воя давно знали Гостомысла, и были всей душой ему преданы. И потому Бобрыня выбрал именно их, будучи уверен, что они, при необходимости, готовы собой, своим телом Гостомысла прикрыть… Светлан правой рукой ухватился за переднюю луку седла княжича, Рачуйко, с другой стороны, левой рукой за заднюю луку. Так и скакали, вывернув локти, и ими придерживая Гостомысла. Сам Гостомысл глаза закрыл, но в седле держался прямо, значит, не спал, хотя мало что понимал в происходящем, но пружинить ногами, упираясь в стремена, не мог, и потому княжича сильно трясло.

Надеялись опередить франков, которые пошли наперерез. Но не получилось. Эта стало понятно, когда по узкой дороге, растянув строй, миновали густой, почти непролазный лес, и выехали в чистое поле, отделяющее их от города.

Гонец, посланный воеводой, всё же успел, должно быть, прорваться и передать предупреждение, потому что навстречу рыцарской колонне франков спешно выходили из ворот оружные пехотинцы, и тяжелые конники выгров, занимали позицию на дороге и на примороженном зимнем поле вокруг неё, выстраивались рядами, ощетинивались копьями, и прикрывали строй круглыми щитами. Построение проходило спокойно, деловито, без суеты, и при этом достаточно быстро. Сотник Бобрыня сразу определил, что воевода Веслав свои дружины держит готовыми к бою и обученными. Хотя, может быть, воинов выводил и не воевода, а сам князь, который, судя по слухам, успевал везде.

Но франки атаковать пехотинцев тоже не спешили. Они уже поняли, что сумели опередить отряд воеводы, и заняли позицию между ним и городом, зная, что сзади походную колонну вагров вот-вот подопрёт вторая франкская колонна. И потому, просто выстроившись в поле, выжидали. Положение Веслава оказалось сложным. Другой бы на его месте увёл отряд в лес, где преимущество франков хоть в какой-то мере потерялось бы, и там уже они вынуждены были бы ждать удара в спину. По крайней мере, тогда удалось бы избежать таранной атаки тяжёлой рыцарской «свиньи»[149]. Но воевода рассудил по своему, и двинулся к городу, зная, что оттуда всегда быстро может подойти помощь, а под стенами, куда франки вынуждены будут попасть, стрельцы вагров представляют большую и убийственную силу, опасную для противника не менее, чем опасны для них оказались на берегу стрельцы-словене.

До сближения с первой колонной оставалось совсем немного, когда из-за спины отряда Веслава раздались звуки свирепых сигнальных рогов. Рыцарская конница передвигалась быстро, и догнала вагров, вынужденных замедлить ход, оставив их в середине, чуть ли не в окружении. Но Веслав надеялся на основные силы своей конницы, которая должна была бы уже занять позицию в недалёкой роще, и атаковать врага, когда это представится наиболее удобным, то есть, когда франки завязнут в сече. Здесь, возле Старгорода, погода была более морозной, чем на берегу Лабы. Подмёрзшее поле давало возможность сблизиться быстро, и вступить в бой на скорости. В этом случае, не сделав положение отряда Веслава более лёгким, засадный полк, имея численное превосходство, одновременно превратит состояние франков в угрожающее. Но, пока франки сами не начали активных действий, видимо, повинуясь команде князя Бравлина, стояли и пешие полки вагров, не вступая в бой. И даже стрельцы на стенах, имея полную возможность вести обстрел, пока не натянули тетивы. Война не объявлена, и князь не желал сам дать Карлу причину для объявления войны. Впрочем, Карлу обычно причина и не требовалась. Вернее, требовалась только одна единственная – его собственное желание, как правило, умноженное на желание его армий.