И как ни удивительно, но сегодняшняя репетиция проходила великолепно – актеры практически не лажали, никто не забывал текст, работали с полной отдачей, старались. Гордеева ровно, без шероховатостей и зазоров вошла в постановку, слаженно коммуницируя с партнерами. Так что репетиционные часы пролетели незаметно, настолько все погрузились в коллективное творчество, на одном общем дыхании, на хорошей энергетике, не растеряв творческого настроя и после обеда.

В перерыве Глафира позвонила Юре Лепину, как они и договорились утром, узнать, есть ли новости от специалистов-экспертов, и старый друг-одноклассник вполне себе добровольно и даже где-то радостно разгласил Глафире выводы патологоанатома, данные некоторых экспертиз и поведал кое-какие детали.

Ну что ничего поразительного он ей не сообщил; в общем-то, все, как Глафира и предполагала с самого первого взгляда на убитую – умерла мадам Туркаева от удушения подушкой. То есть смерть наступила от асфиксии, если по-научному. И ничего более – ни алкоголя в крови, ни сильнодействующих препаратов и вообще никаких препаратов и химии.

И прекрасное, вызывающее зависть и восхищение здоровье.

Глафира поймала себя на мысли, что ужасно сочувствует Туркаевой. Как же это нелепо и грустно! Столько сил, воли и упорства вложить в сохранение столь прекрасного здоровья, женской красоты и манкости, быть актрисой с интересной театральной и неплохой киносъемочной судьбой и умереть в самом расцвете сил, таланта, возможностей и женской зрелости. От чужих, неконтролируемых страстей. И не имеет значения, на кого конкретно эта страсть была направлена и чем вызвана.

Возможно, это покажется кощунственным, но у Глафиры тем не менее было прекрасное настроение. Сегодня у нее сложился неожиданно удачный день. Глаша поднялась очень рано, по будильнику. Репетицию она назначила на одиннадцать утра и хотела до нее успеть переговорить с Юрой, а потом побеседовать с Грановским – поддержать его и мимоходом задать несколько вопросов.

Она радовалась тишине, царящей в доме, – дети просыпались в районе восьми часов, после чего незамедлительно начиналась общая бодрая «побудка» всех остальных членов семейства – без вариантов.

А сейчас тишина-а-а… Кайф.

Привыкшая за последние годы жить одна, имея возможность в любой момент уединиться дома, поразмышлять, сосредоточиться на рабочем процессе, Глафира, честно говоря, сейчас испытывала дискомфорт, оказавшись на долгие месяцы в окружении многочисленной семьи. Порой ей просто жизненно необходимо требовались тишина и внутренняя отстраненность от всего, чтобы поразмышлять, сосредоточиться или, наоборот, расслабиться, – ан нет. Раньше она хоть могла найти ненадолго уединения, сбегая в гостевой домик, а теперь только в машине, в дороге.

Ну вот так. Она их, разумеется, всех любит, но… все-таки какой же это кайф – тишина-а-а звенящая, думала Глаша, спускаясь на первый этаж.

Но все ее ностальгические сожаления по привычному образу жизни разбились о реальность из-за присутствия в кухне Трофима Романовича. Ранней птахи, судя по его бодрому виду.