– Все очень даже то, – уверил ее Трофим. – Мне офигенно интересно.
– Да? – удивилась Глаша и сразу же переключилась: – Это меня занесло немного. Я хотела сказать, что театральный служитель чувствует, видит такие вещи, потому что это реалии его профессии. А вот полицейские вряд ли обратят внимание на некую выстроенную мизансцену картины преступления. – Она спохватилась, посмотрела на наручные часы. – Все, мне пора, а то опоздаю.
– Удачи, – поднялся вместе с ней Трофим и произнес вроде бы мимоходом, но с явным беспокойством: – Вы, Глаша, поосторожней все-таки. Если этот человек убил расчетливо и хладнокровно, да еще и мизансцену выстроил, как вы говорите, то он способен на многое.
– Согласна, – кивнула она, – я отдаю себе в этом отчет. – И, закинув сумку на плечо, улыбнулась. – Знаете, Трофим, мне кажется, что совместный завтрак вполне себе весомый повод, чтобы перейти на «ты».
– Легко, – поддержал он.
И начиная с этого вкусного, неожиданного завтрака, с этого странного, но весьма продуктивного для нее разговора, как-то удачно задался весь день Глафиры.
То ли оттого, что она редко выезжала в такую рань, то ли и на самом деле ей сегодня везло необычайно, но по пути к городу Глафира не стояла ни в одной пробке, пролетев все расстояние по полупустой трассе. Да и в самом городе, к слову сказать, попала в удачный временной интервал между светофорами, почти везде проехав на зеленый свет.
Еще с дороги Глаша позвонила Юре Лепину, разворчавшемуся сонным хриплым голосом по поводу излишней бодрости по утрам бывших одноклассниц, и предложила встретиться в кафе. Пришлось простить ему десять минут задержки и отпаивать горячим кофе, пока он не придет в нужную кондицию, перестанет ворчать, борясь с зевотой, и начнет оперативно соображать.
Когда Глафира задала все интересующие ее вопросы, Юра очень удивился.
– Ну, мать, ты даешь, – сказал он. – Это ж тайна следствия, на минуточку. И разглашать ее – служебное преступление.
– Так, Юр, убийцу искать будем или пусть себе и дальше в Отелло играет?
– Ну дык… – развел Юра руками.
– Мне нужна информация, чтобы правильно видеть, понимать и оценивать картину, – начала Глаша и отмахнулась с досадой. – Что я тебе объясняю? Ты вроде бы сам просил, чтобы я думала, напрягала извилины, помогла разобраться.
– А в идеале сама бы всех разоблачила с неопровержимой доказательной базой и скрутила при помощи господ артистов до приезда полиции, – поделился мечтами Лепин.
– Вот и давай просыпайся и делись информацией! – потребовала Глафира.
– А пока особо нечем делиться, – пожав плечами, признался Юра. – Основные результаты экспертизы получим ближе к полудню, пока могу лишь рассказать, что дал опрос работников театра.
– Делись, – разрешила Глафира.
«Что-то до фига набирается людей, которые могли совершить убийство Элеоноры», – размышляла она, выезжая с парковки у кафе.
Как Глаша узнала со слов Юрия, претензии к Туркаевой имелись у довольно большого числа сотрудников театра, так как она успела своим истероидным поведением задеть и оскорбить немало людей. А кто-то так и вовсе пострадал от вспыльчивой натуры примы. Были и уволенные по ее вине сотрудники, а артистки с большим удовольствием, с чувством и в подробностях выкладывали следователям свои застарелые обиды на Элеонору Аркадьевну и не высказанные ранее претензии.