– Удалось, – кивнула Глаша. – Но информации много, подозреваемых до фига оказалось, и у каждого свой, вполне весомый, мотив. Умела Элеонора обидеть человека, оскорбить, задеть за самое больное. Так что не расследование, а поле непаханое: разбираться в мотивах всех обиженных, не имеющих железного алиби, и пытаться понять, кому хватило градуса ненависти, чтобы ее задушить, можно до морковкиного заговенья.

– Испугалась, когда ее нашла? – Разведов посмотрел на нее с искренним участием.

– В первый момент, конечно, оторопь взяла. Но чего-то в этом роде я ожидала. Но точно не убийства, думала, может, ей плохо стало или повредила себе что-нибудь в порыве слепой ярости. Уж больно перепуганным был Золотов, прямо не в себе, когда настаивал, что Грановскому требуется срочно зайти в гримерку к жене. Но я быстро справилась с первым шоком, мобилизовалась, больше испугавшись за Тихона Анатольевича – вдруг у него сердце прихватит. У меня странное свойство натуры: под давлением обстоятельств или в экстремальной ситуации я начинаю очень быстро соображать. – Вздохнула и призналась: – Я не боюсь покойников. Бояться нужно живых.

– В том-то и дело, – без особого нажима, но таки высказал свои опасения за нее Трофим. – Участие в истории – это всегда страшно. Какого бы масштаба эта история ни была. От кровавой гражданской войны до коронавируса и бытового убийства. Разумеется, если ты попадаешь непосредственно в центр событий, а не находишься в стороне. А ты, Глаша, в самом что ни на есть эпицентре преступления, и убийца где-то рядом с тобой.

– Ты за меня беспокоишься? – уточнила Глаша.

– Беспокоюсь, – подтвердил Разведов. – Особенно потому, что помочь ничем не могу, даже подстраховать как-то.

– Спасибо, – улыбнулась она благодарно.

– Да ладно, – отмахнулся Трофим и напомнил: – Ты только будь осторожна, внимательна. Мало ли что у этого преступника на уме.

– Буду, – серьезно пообещала Глафира.

Шли какое-то время молча неторопливым прогулочным шагом, и Глафира вдруг начала рассказывать Трофиму про смерть бабушки и как она почувствовала и поняла все, что бабуля хотела ей сказать, да не успела объяснить.

– Ты извини, это, наверное, болезненная тема, но, я знаю, что ваши с братьями родители погибли, – произнес Трофим.

Глаша ответила не сразу – остановилась у парапета, помолчала, глядя на переливающуюся серебром воду реки, вздохнула, словно набираясь смелости.

– М-да, родители погибли, – произнесла она после паузы.

Глафира родилась в замечательной, дружной любящей семье, что называется, последышем и божьим подарком. Папе в тот год, когда родилась дочь, исполнилось пятьдесят, старшему брату Андрею восемнадцать, среднему Игорю четырнадцать.

А маме было сорок четыре года, и месяцев до шести беременности Элла Максимовна понятия не имела, что носит ребенка, уверенная, что заметная полнота, легкое недомогание, нарушение цикла и головокружение есть результат рано пришедшей менопаузы. А тут на тебе – получите подарочек!

В каждой семье, известное дело, по-разному все происходит, когда рождается ребенок. В семье Пересветовых, например, появление маленькой девочки превратило троих мужчин в нежных и заботливых нянек. С рук ребенка не спускали, сюсюшки-масюсюшки, любимая принцессочка наша, благословение Божье. Глаша даже не плакала, потому что не имела к этому повода и возможности – на любое, еще только слабо зарождающееся «вя» младенца ее тут же хватали на руки и так и носили до ночного сна.