– Дети! Отец приехал!

– Какой отец?! – тут же раздался звонкий крик в ответ.

– На мой взгляд, вполне себе хороший! – продолжая изучать мужчину, громко ответила Глаша.

– Здравствуйте, Глафира, – усмехнувшись, заулыбался мужчина.

– Здравствуйте, Трофим Романович.

– Так уж и Романович, – все улыбался долгожданный отец Ольгиных детишек.

Ростом немного выше среднего, такой подтянутый, жилистый, с хорошей мужской фигурой, с коротко стриженными чуть волнистыми светло-русыми волосами, не сокрушительный красавец и совершенно определенно не пригоженький паренек. Он был по-мужски интересен, привлекателен, но некоторая резкость черт лица и непростой взгляд дымчато-серых глаз придали бы его внешности жесткости, определявшей волевого человека, если бы эти черты не смягчали чувственные губы и удивительно приятная улыбка, образовывавшая ямочку на правой щеке, когда он улыбался.

«Совершенно как у Агаты», – проскочило непроизвольное сравнение в голове у Глаши. Она его сразу узнала, да и трудно было бы не узнать: во-первых, потому что над кроватью Макара висел очень качественно сделанный профессиональным фотографом портрет отца, и в комнате у Агаши было несколько фотографий всей семьи и отдельно папы. Во-вторых, потому что отец частенько общался с детьми по видеосвязи, и Глафира пару раз мельком видела его лицо на планшете у Макара во время их беседы. И в-третьих, дети были поразительно на него похожи.

– Папа! – вдруг заорала Агата потрясенным, счастливым голоском и кинулась стремительным болидом к отцу, который, отпустив ручки дорожной сумки, наклонившись, расставил руки навстречу дочери и подхватил с ходу, подкинул хохочущую малышку вверх, поймал и прижал к себе.

– Привет, Бусинка моя! – радостно засмеялся он.

– Папа! Папочка! – орала от счастья дочурка, прижимаясь к отцу, обнимая за шею и суча ногами от переизбытка чувств.

– Папа! – заорал пуще сестры голосистый Макар, так же как Агаша проносясь мимо застывшей у калитки Глафиры и кидаясь к отцу. – Ты приехал!

Трофим Романович успел быстро пристроить дочь на одну руку, присесть и подхватить второй рукой сына, обнять-прижать, усадить и его на руку и подняться во весь рост с обоими детьми.

– Привет, сынок! – поцеловал он счастливого Макара в щеку.

– Привет, папочка! – поцеловал в ответ сынок в щеку отца. – Ты приехал!

– Трофим! – влился в общий радостно-приветственный хор голос Романа Матвеевича, поспешившего к ним.

Глафира предусмотрительно отступила в сторону и поспешила ретироваться в дом, сделав небольшой крюк к теплице и предупредив о появившемся госте Киру Палну.

Крикам радости, восклицаниям, восторгам и смеху не было предела. Все гомонили, суетились вокруг Разведова, наперебой пытаясь что-то сообщить, рассказать. Роману Матвеевичу все же удавалось вставить словцо-другое над головами перевозбужденных детей. Кира Пална, поддавшись общему настроению, металась по кухне, хватаясь делать сразу несколько дел одновременно и непрестанно улыбаясь.

Только Глаша, воспользовавшись бестолковым гвалтом и суетой, незаметно проскользнула через кухонные двери на веранду, прошла по галерее за угол дома, куда возбужденные радостные крики доносились приглушенно, села в ротанговое плетеное кресло, облокотилась на ручки и опустила лицо в ладони, прикрыв глаза.