Алекс зашел в забегаловку с колоритным мексиканским названием «Эл Рей» ровно в двенадцать часов, хотя прибыл на место за два часа до условленного времени – осмотреться. Отец сидел за дальним столиком у окна и смотрел на свои руки.

– Ты был прав, – сухо проговорил он. Подавлен. – Всё серьезно, но шансы есть. – Малколм поднял глаза. – Спасибо.

Алекс со злой иронией покачал головой: разве он мог поступить иначе! – Ты ненавидишь меня за то, чего я даже не сделал, – не выдержал Малколм и тверже добавил: – И не сделаю.

– Поживем – увидим, – немного, самую малость смягчился Алекс.

– А теперь, расскажи мне всё. Я хочу знать всё.

На этот раз разговор был долгим и обстоятельным. Малколм внимательно слушал, задавал вопросы и максимально держал себя в руках, узнавая нелицеприятные подробности бытия нового мира и свою собственную личность в качестве сенатора высшего круга.

– Я привлеку надежных, проверенных людей, но даже им не скажу всей правды о происхождении вакцины. Это может быть опасно для тебя. Живи обычной жизнью, но не забывай об осторожности, а я буду рядом и всегда помогу. Пройдет не один месяц…

– Сколько?

– Доклинические и клинические испытания, оценка эффективности и побочных действий, массовое производство… Год – самое меньше, и то, это по самым благоприятным прогнозам.

Алекс согласно кивнул. Год так год.

–//-

Алекс, бросив ключи на стол, не включая свет, пересек полупустую гостиную, распахнул дверь на балкон и, прикрыв глаза, шумно вдохнул. Он три часа наматывал круги по городу, а голову так и не проветрил. Что-то гудело внутри, натягивалось, как тугая струна и рвалось с пронзительной болью, как сухожилия от нечеловеческой натуги.

Он устало рухнул в бархатное темно-синее кресло – откуда оно здесь? – и взглянул на черное в серебристую крапинку небо. Ясное, знакомое, но отчего-то странно чужое. Нет, всё было на месте, кроме него самого. Алекс так стремился подарить своему миру иное, лучшее будущее, а сам оказался не готов к нему. Он отвык жить мирно, разучился ходить безоружным, не помнил, как это – жить без постоянной борьбы. Даже все его навыки и умения, то, в чем действительно хорош, не применимы в обычной, повседневной жизни. Есть, конечно, армия, но этот вариант Алекс не рассматривал – он сам себе командир.

А ведь у него раньше были увлечения, хобби. Что он любил в детстве? Плавать и играть в футбол. В первом даже были успехи: тренер хвалил и обещал сделать из него олимпийского чемпиона. Еще, когда мама вязала, помогал раскладывать пряжу – это успокаивало и воспитывало усидчивость. Ну, и конечно, сидеть с отцом в обсерватории, глядеть в телескоп и считать падающие звезды… Только этого мальчика больше нет. Он вырос в гребаном мире, в самом паршивом будущем из всех возможных, но именно там вспомнил, как это – любить.

Чуткое ухо уловило поворот ключа – три часа ночи, глухая тишина во всем доме. Миго вернулся. Алекс усмехнулся. Вот кто быстро ассимилируется! За прошедшие почти восемь месяцев он здорово пообтесался в Штатах: подтянул английский, завел пару-тройку нужных знакомств, играл в группе. Отец помог достать документы – вот и новый полноправный американец! Правда, съезжать от Алекса Миго как-то не торопился, хотя уже мог бы. В чем-то он так и остался тауреном из акадской пустыни: привык жить кучей. Алекс был не против, у него тоже большую часть жизни была большая шумная семья.