Ясмина высунула голову из окна, и волосы ее заплясали на ветру. Она вбирала летний зной, закрыв глаза, и наслаждалась скоростью. Мориц стоял рядом с ней в проходе, не сводя с нее глаз. Ясмина, пронизанная солнцем. Серебро и золото волос. Такая взрослая, и вдруг – на мгновение – сущий ребенок. Ясмина, не знавшая других мужчин, кроме брата. Ясмина, направляющаяся, возможно, к своей погибели. Горячий ветер в окно, запах сухой земли и сена. Белые клочья пара проносились мимо, в причудливом танце растворялись в полях. Пусть это длится вечно, думал он. Лучшее в путешествии – когда они на время забывали о цели и просто ехали куда-то, вместе. Ясмина втянула голову в вагон, чтобы волосы не пропахли паровозной сажей, а она хотела пахнуть хорошо, когда встретит Виктора.

– Он мне приснился, – сказала она. – Говорил, чтоб я не беспокоилась. Что у него все хорошо.

Мориц давно уже не возражал. Лишь удивлялся. Раз она видит его во сне, значит, он жив – вот и все. Она не искала Виктора, нет, она неслась ему навстречу – он уже рядом, и она готова. Для Морица сны были тем, от чего просыпаешься в холодном поту. А для Ясмины – местом, где отдыхала ее душа. Она носила сны с собой, как улитка свой домик. Реальность же была для нее призрачной, исчезающей. И если реальность становилась слишком жестокой, Ясмине всегда было где укрыться. Мориц ей завидовал, но и тревожился: каркасом ее дома снов был другой человек. А если они его не найдут? Что с нею станется? Или если права Сильветта? Вдруг он не хочет, чтоб его нашли?

Для проводника и пассажиров Мориц и Ясмина были Signor e Signora Sarfati, путешествующие со стариком отцом по семейному делу. Ясмине и Альберту это заблуждение было на руку – избавляло от лишних расспросов, а вот Морицу роль давалась тяжело. В иные моменты он и сам переставал различать, где правда, а где ложь. Они – пара, иногда это казалось таким естественным и привычным. Но потом в нем колом вставал вопрос: чувствует ли она то же, что и он? Ясмина играла роль, ни разу не намекнув Морицу, что это все не более чем притворство. Ее сопровождал еще один спутник, невидимый, – Виктор, стучавший в ее пульсе. Но что она чувствовала к мужчине, который был реальностью, который был рядом, носил ее ребенка и чемодан, подавал ей руку, чтоб она не оступилась?

Во всех комнатах воображаемого дома, что Ясмина носила с собой, обитал лишь ее возлюбленный. Но то уже был дом призраков. Пустые кровати и стулья, разбитые окна, по комнатам гуляет ветер. Щелястые стены, худая крыша. Но никто не должен был этого знать. Ясмина расстилала свою уверенность как покров над домом, чтобы никто не заметил, что он вот-вот рухнет.

В маленьком пансионе в Палермо она тайком наблюдала, как Мориц, держа на коленях Жоэль, сидит за расстроенным пианино в салоне. Он терпеливо водил маленькими пальчиками девочки по клавишам, учил пропевать ноты. Никто не играл так с Ясминой, когда она была ребенком. Но Мориц был особенный. Он принимал Жоэль всерьез, и девочка чувствовала себя с ним счастливой. Он не считал ее полуфабрикатом человека, не считал, что ее надо формировать, управлять ею, он принимал Жоэль такой, какая она есть. Насколько неуклюжим он бывал со взрослыми, настолько же естественным – с Жоэль. Когда они сидели вот так, вдвоем, их окружала волшебная тишина. Будто мужчина и девочка были единым целым – с самого начала. Если бы только можно было слепить из двух мужчин одного!