– Ты случайно не знаком с местным лесничим? – спросил Мериме, когда мы подъезжали к лесу.

– С Никифором Бродковым? – бросил возница через плечо. – Он славный мужик.

– Не знаешь, чем он, кроме лесничества, занимается? Эта ведь должность, как я понимаю, не слишком выгодная?

– Ваша правда, барин. Денег почти не приносит. То есть на одного бы, конечно, хватило, да ведь у Бродкова жена и дети.

– Вот как?

– Мальчик и две девочки. Потому-то он и работает садовником.

– У мадам де Тойль?

– У нее, и у помещиков, что приехали недавно.

– У Ауницев? – оживился Мериме.

Я весь обратился в слух. Новая информация могла оказаться полезной.

– Фамилии не помню, – сказал возница и покачал головой. – Знаю только, что мадам тоже убили.

– А зачем им понадобился садовник? – спросил я.

– Известно, зачем. Ухаживать за садом. У них, правда, ничего, считай, и не росло. Они даже землю привезли с собой какую-то особенную. Семь ящиков. Бродков говорил, что мадам хотела выращивать в ней гвоздики и лимоны. Они бы ей, мол, напоминали Испанию, где они с мужем провели медовый месяц. Для того им садовник и понадобился.

Мериме поморщился.

– Какая редкая сентиментальность, – проговорил он насмешливо.

– Мне казалось, что гвоздики не слишком прихотливые цветы, – заметил я.

– Бродков то же самое говорил этой госпоже. Да только вы же знаете женщин. Если они вобьют себе что в голову, то не вышибешь и лопатой.

– Как же Бродков стал у них садовником? – спросил я.

Возница взмахнул хлыстом и ответил:

– Когда барыня узнала, что наш лесничий служит еще и садовником у мадам де Тойль, она позвала его и предложила разбить для нее сад. Бродков, понятное дело, согласился. Ведь должность лесничего много денег не приносит, а времени отнимает мало.

– Вы хорошо его знаете? – спросил Мериме.

Возница пожал плечами.

– Виделись в кабаке да на улице. Мы здесь почти все знакомы, особливо кто с детства в Кленовой роще живет.

– А как мадам Ауниц узнала, что Бродков работает садовником у мадам де Тойль? Я так понял, они с мужем вели крайне замкнутый образ жизни.

– Ась? Кого вели?

– Они ни с кем не виделись.

– А-а… Не могу знать, ваше благородие, как прознала. О том Бродков ничего не рассказывал. Да я думаю, он у нее и не спрашивал, потому как негоже приставать с расспросами к тому человеку, который хочет тебя нанять.

В это время стена леса справа от дороги кончилась. Нашим взорам открылось огромное пространство, покрытое желто-зеленой чахлой травой, кое-где поросшее бурым и, судя по виду, колючим кустарником. Саженях в ста от дороги паслось стадо овец, черных, как деготь, и от невыносимой жары едва передвигавшихся. Эти животные напоминали огромных сонных насекомых. Единственную тень на всем лугу давал шалаш, едва видневшийся возле кустарника.

Мы вылезли из экипажа и направились к нему. Мимо нас пролетел большой овод. Его преследовали обычные навозные мухи. Там, где сгрудились овцы, они, вероятно, висели роем.

Спустя пару минут мы подошли к шалашу. Прямо перед навесом из еловых веток сидел человек в холщовой рубашке с закатанными до локтей рукавами и строгал широким ножом колышек. У него было круглое лицо, обрамленное черной курчавой бородой, крупный мясистый нос и большие чувственные губы. Под глазами и на щеках блестела испарина.